А монах продолжал:
— Она покаялась. Наверное, приняв меня за посланца высших сил. Неисповедимы пути Господни. Она искренне покаялась и даже принесла обет, о котором я не могу вам рассказать. Но если вы мне поверите, то… это будет наилучший выход для всех.
— То есть?
— Пусть Бог рассудит. Не люди.
— Почему я должен вас слушать?
— Вы не должны. Но можете помочь. Многим. И многих сделать хоть чуточку счастливее. Отдайте право приговора Всевышнему.
— Батюшка, вы — заинтересованное лицо.
— Да. Я хочу разорвать этот бесконечный круг злобы. Еще Григорий Сковорода считал, что судьба всех зависит от меры безгреховности каждого. А если выйти из тьмы криминала на свет?
— Вы знаете — как?
— Знаю, — сказал хрупкий монах мягко, но невозмутимо и уверенно.
Кинчев вытянул сигарету и незажженную сунул в рот. Невыразительно промымрил, слегка сминая ее:
— А кто будет отвечать?
— Перед Господом — каждый.
— А перед начальством?
— Вы.
Кинчев пожевал кончик папиросы.
— А вы?
— Я хотел бы исчезнуть отсюда так же незаметно, как и пришел. Мой сан и моя должность не располагают к погружению в мирские дела.
— Значит, из лабиринта есть выход за пределами дома?
— Есть. Только очень узкий и неудобный.
Следователь резко выплюнул сигарету.
— Кто вас прислал сюда, святой отче? А?
— Ее мать, — монах показал глазами на Крис, — а моя мачеха, Анна Ивановна Буруковская.
Кристина села к столу. Улыбнулась светски-любезно:
— Я вас еще не познакомила как следует. Это — родной брат Валентина. Отец Алимпий. Бывший Олег Леонидович Буруковский. Или просто Алик.
— Не переходи границ, заблудшая овечка.
— Вау! — вдруг развеселилась девушка. — Как говорил мой одноклассник, еще неизвестно, кто у кого списывал!
Но монах Алимпий остался серьезным и доброжелательным:
— Мы же договорились: определись в конце концов, чего ты на самом деле хочешь, — и обратился в Кинчеву:
— Сначала она собирает компромат на отца, потом начинает играть в юного друга милиции, потом хочет отомстить убийце, наконец, решает его спасать… И втягивает в свои игры моего мягкотелого брата. Кстати, где он?
— Я его задержал.
— За что?
— Ревную.
— Несчастный Валентин! — рассмеялась захмелевшая Крис. — Я ему об этом расскажу, вот порадуется!
— А может, лучше сначала договориться относительно нашего дела, — серьезно проговорил отец Алимпий. — Утро уже недалеко.
Из комнаты Щукиной раздался приглушенный двумя стенками звонок будильника.
Все трое вздрогнули.