Фрейд (Дадун) - страница 18

Счастливый ребенок из Фрейберга (1856-1859)

В письме от 25 октября 1931 года мэру города Пршибора в Чехословакии (носившего раньше название Фрейберг), где Фрейд благодарит за открытие мемориальной доски на его родном доме, он с увлечением вспоминает первые годы своей жизни: "Глубоко во мне все еще живет счастливый ребенок из Фрейберга, первенец молодой матери, получивший свои первые неизгладимые впечатления от земли и воздуха тех мест". Несколькими годами позже в работе "На экране воспоминаний" он добавляет: "Ностальгия по прекрасным лесам моей родной страны... никогда не покидала меня".

Прекрасные леса окружали маленький городок Фрейберг с населением около пяти тысяч человек, расположенный в Моравии, на северо-востоке Австрийской империи, недалеко от границы с Пруссией и Польшей, приблизительно в двухстах сорока километрах от Вены. Якоб Фрейд брал с собой сына на продолжительные прогулки. Насколько известно, он был внимательным, любящим отцом, располагавшим свободным временем. На странице семейной библии, рядом с текстом на древнееврейском языке, там, где он отметил смерч ь своего отца ("покойный равви Шломо, сын равен Эфроима Фрейда"), умершего 21 февраля 1856 года, Якоб записал по-немецки: "Мой сын Шломо Зигмунд родился во вторник, в первый день месяца Ияра 616, в половине седьмого после полудня: 6 мая 1856 года. Он был приписан к Еврейскому союзу во вторник, на восьмой день Ияра: 13 мая 1856 года. Моэлем был г-н Самсон Франкл д'Острау..."

Согласно еврейскому обычаю для вступления в "Еврейский союз" Зигмунда подвергли обрезанию - на восьмой день после рождения; обряд выполнил "моэль" - занимавшийся ритуалом обрезания священнослужитель. В книге "Моя жизнь" с первых строк Фрейд подчеркивает это свое родство: "Мои родители были евреями, и я сам всегда оставался евреем". Это вовсе не значит, что он получил религиозное образование или был окружен религиозной обстановкой. Якоб Фрейд, по-видимому, не особенно отягощал себя религиозными верованиями и обрядами, но часто обращался к библейским текстам и очень ценил древнееврейскую литературу; праздники, обряды, традиции сопровождали обыденную жизнь, так же как и древнееврейский язык, который через песни, рассказы, цитаты, доходил до ушей маленького Зигмунда, воспринимавшего скорее музыкальную, чем смысловую его нагрузку.

Подобным образом познакомился он и с церковной латынью. Совсем маленьким отдали его на воспитание бонне католического вероисповедания, которая водила его, как потом вспоминала мать, "во все церкви", рассказывала истории из катехизиса. Эти истории живо и эмоционально иллюстрировались церковными росписями, которые они созерцали, в частности, в приходской церкви Рождества Марии. "Когда ты возвращался домой, - говорила ему впоследствии мать, - ты начинал проповедовать и рассказывать нам обо всем, что сделал Господь Бог". Не вызывает сомнения, что рассказы и персонажи бонны Нанни глубоко запали в душу Фрейда. В течение жизни он многократно возвращался к волнующим воспоминаниям о своей кормилице, угодившей позднее в тюрьму за совершение каких-то мелких краж. Вероятно, именно ей он обязан настойчивой картиной ада, отчетливым и выразительным отсветом адского пламени, пронизывающим его творчество. В письме к Флиессу от 3 января 1897 года Фрейд впервые подчеркивает определяющую роль раннего детства ("все возвращается к первым трем годам жизни") и проводит параллель между кормилицей - "обольстительницей" и одним из своих пациентов. Ясно звучит и метафорическое обращение к теме ада: "Я готов бросить вызов всем чертям ада, - пишет он вначале, а затем добавляет фразу, с которой собирается начать главу своей работы "Сексуальность", - "От неба - через земной мир - до самого ада". Бонна принадлежала к семье Зажиков, с которой Фрейды делили первый этаж скромного дома. Она говорила по-чешски, этот язык Фрейд усвоил "к трем годам" достаточно, чтобы понять и запомнить "без труда небольшой куплет из детской песенки на чешском языке", услышанной во время приезда во Фрейберг в возрасте семнадцати лет, как пишет он в книге "Толкование сновидений".