— Останьтесь, Бертрам! — Она схватила его за руку.
— Вот так история! — злился Хартенек, пытаясь трезво объяснить Эрике суть дела. — Я совершил ошибку, когда миндальничал с ним. Он давно уже рехнулся. Ходил на казни. Все это знали. Уже тогда мне нужно было заменить его.
Бертрам высвободился из рук Эрики. Подавленность, отчаяние и глубокий стыд — все эти быстро меняющиеся чувства разом нахлынули на него. Вконец расстроившись, он не знал, что делать, и бросился к двери.
На этот раз его окликнул Хартенек:
— Куда же ты?
— Не знаю, — пробормотал Бертрам, — все так…
— Останься! — попросил Хартенек. — Не покидай нас.
— Да, останься! — поддержала его Эрика и спросила: — Ты понял, что он говорил о старшем курсанте?
— Да он невменяемый! — Хартенек не дал Бертраму ответить.
— Ты понял? — снова переспросила Эрика.
— У него в роду есть тетка, которая уже много лет сидит в сумасшедшем доме. У дворян такое бывает от кровосмешения! — сказал Хартенек.
— Я не понял! — произнес Бертрам. Все трое разговаривали шепотом.
— Давайте закончим, завтра рано вставать! — неожиданно резко объявил Хартенек. — Ты можешь переночевать у меня в гостинице. Кровать широкая, — пригласил он Бертрама.
Эрика протянула руки к обоим сразу.
— Оставим все как есть, — сказала она. — У нас троих друг от друга нет тайн.
Когда Бертрам и Хартенек легли в постель и погасили свет, раздался стук и в незапертую дверь вошла Эрика. Хартенек включил настольную лампу.
— Что случилось? — спросил он.
— Я не могу оставаться одна, — сказала Эрика. — Сегодня ночью не могу. Выключи свет, Хартенек.
На следующее утро, когда эскадрилья должна была стартовать, на летное поле выкатили только восемь машин. Пилоты не выспались. Завильский с исцарапанной, распухшей физиономией рассказывал, как он и Хааке доставили сумасшедшего графа домой. Они сделали все, чтобы успокоить его, и даже продержали его целый час в ванне с холодной водой. Но ничего не помогло. В конце концов они были рады, когда Вильбрандт привел двух санитаров из католического госпиталя Святого Духа, которые забрали Штернекера.
— Неужели он действительно свихнулся? — воскликнул Бертрам.
Рассудительный Хааке со смешными усиками а-ля Гитлер кивнул, дополнив рассказ Завильского подробностями:
— Представь себе, он больше не произнес ни слова. Только каркал, свистел, чирикал и еще махал руками, как птица. Если бы мы не уследили, он выпрыгнул бы из окна.
Раздалась команда: «По машинам!»
После долгого перерыва они впервые летели над незнакомой местностью. Поэтому Хартенек напомнил им о внимании и осторожности. За все утро он ни разу не взглянул на Бертрама, и теперь его взгляд скользнул поверх него.