Когда Ричард проскочил в ворота, Фулке Эстли находился в каких-нибудь пяти ярдах позади него.
Со своего места на хорах Кадфаэль заметил, что на этот раз к вечерне явились несколько постояльцев из странноприимного дома. В церковь пришел Рейф из Ковентри, как всегда тихий и неразговорчивый. Явился даже Эймер Босье, целый день искавший своего беглого виллана. С мрачным видом он молился, видимо, о том, чтобы небо ниспослало ему удачу в его поисках. Глядя на Эймера, Кадфаэль понимал, сколь тяжелы его раздумья, ибо тот хмурился на протяжении всей службы, как человек, пытающийся на что-то решиться. Возможно, его тяготила необходимость сохранить добрые отношения с влиятельными родственниками его матери, что заставляло его поспешить домой, сопровождая тело покойного Дрого, дабы соблюсти соответствующие приличия. А возможно, он размышлял о своем пронырливом младшем брате, вполне способном обойти его во время его отсутствия, претендуя к тому же на определенную часть в отцовском наследстве.
О чем бы Эймер Босье ни размышлял, он тоже стал свидетелем случившегося, наравне с монахами и прочими гостями монастыря, когда те после окончания службы вышли из церкви через южную дверь и последовали вдоль западной стены монастыря на большой двор, разбредаясь по своим делам перед ужином. Едва аббат Радульфус вместе с приором Робертом и прочими братьями вступили на большой двор, вечернюю тишину разорвал бешеный стук копыт, раздававшийся за воротами на утрамбованной земле тракта и резко перешедший в звонкий цокот на булыжном дворе, когда в ворота без остановки проскочил черный валлийский пони, а за ним рослый серый жеребец. Всадник на сером коне оказался бородатым мужчиной, — рослый и плотный, его лицо раскраснелось не то от гнева, не то от спешки, а быть может, и от того, и от другого. Мужчина резко наклонился и схватил за повод храпящего пони, на котором прискакал мальчик. Пони-то он схватил, но никак не мальчика! Тот испуганно завопил, выпустил повод и скорее упал на землю, нежели спешился, по другую сторону от рослого всадника, и словно птичка, летящая к своему гнезду, бросился к ногам аббата, упал лицом вниз и отчаянно обхватил аббата за лодыжки, плача, рыдая и цепляясь за его черные одежды, словно боялся, что его оторвут силой, и словно никто, кроме этого облаченного в черное человека, к которому он прижался как к незыблемой скале, не мог защитить его.
На большом монастырском дворе вновь установилась глубокая тишина, которая была столь внезапно нарушена. Аббат Радульфус поднял свой строгий взгляд от маленькой фигурки, прижавшейся к его ногам, и перевел его на взрослого мужчину, что оставил взмыленных лошадей стоять посреди двора и осторожно сделал несколько шагов навстречу аббату, несколько робея перед представителем духовной власти.