- Так-то оно так, да только приор пока еще не наш духовный отец! И если бы аббат Хериберт и вправду пожелал этого, то наверняка объявил бы о том капитулу. И уж во всяком случае сказал бы брату субприору. А тот ни о чем не знал, даже не догадывался. Я видел его лицо: он был ошарашен этим не меньше остальных. Нет, не надо было приору позволять себе такую вольность!
Что правда, то правда, подумал Кадфаэль, деловито растирая корни в ступке. Только вот брат Ричард, субприор, был, наверное, последним, кто мог подумать о чем-либо подобном. Большой добродушный увалень, он никогда не лез вперед, даже когда имел на то законное право. А вот иные братья, помоложе и понахальнее, очень скоро смекнут, что эта перемена им на руку. Приор из своей кельи мог следить за всем, что происходило в коридоре, в который выходят спальные кельи братьев. Теперь, когда в ней разместится брат Ричард, кое-кому будет куда легче улизнуть по своим делам по черной лестнице, после того как погасят свечи. Субприор ничего не заметит, а если и заметит - шума поднимать не станет.
- Все слуги в аббатских покоях прямо кипят от злости, - не унимался Марк, - ты же знаешь, как они преданы Хериберту, а теперь им придется служить другому, хоть формально наш аббат еще не смещен. Брат Генри, так тот сказал, что это чуть ли не святотатство. А брат Петр ходит чернее тучи, возится со своими горшками и все ворчит и грозится. Дескать, ежели приор и впрямь займет аббатские покои, так он ему болиголову не пожалеет, чтобы тот быстренько убрался восвояси, очистив помещение для настоящего хозяина.
Кадфаэль живо представил себе эту картину. Брат Петр давно служил у аббата поваром. Черноволосый, с горящими глазами, родился он где-то в глухомани, неподалеку от шотландской границы, и был невоздержан на язык, однако его пылкие заявления мало кто принимал всерьез - может быть, до поры до времени.
- Брат Петр частенько говорит такое, о чем лучше бы помолчать, но ты ведь знаешь, что он и мухи не обидит. И коли он главный повар, то все равно будет готовить блюда для аббатского стола, кто бы за ним ни сидел. Это его работа, да больше он ничего и не умеет.
- Будет-то будет, да только без радости, - убежденно возразил Марк.
Спору нет, монахи были потрясены случившимся, однако порядок в стенах обители был столь отменно налажен, что всякий брат, - по нраву ему это или нет, - все равно будет неукоснительно исполнять все, что ему положено.
- Ничего, аббат Хериберт еще вернется, восстановят его в должности, размечтался Марк, принимая желаемое за действительное, - то-то у приора глаза на лоб полезут.