– Бабушка починила домик, – произнесла с заднего сиденья Кэсси. – Он теперь красивый, правда?
– Правда, – согласилась я, все еще потрясенная до глубины души. – И все-таки красить дом в красный цвет – это как-то…
Я смутно помнила, как в одном из телефонных разговоров бабушка упомянула, что затевает что-то вроде косметического ремонта, но, насколько я могла судить, дом подвергся почти полной перестройке. Впрочем, Кэсси была права – коттедж и впрямь выглядел очень красиво, а главное, он почти не напоминал тот, прежний дом, в котором я росла. Сквозь штакетник палисадника – новенький, но выполненный так, что казалось, будто ограда покосилась от времени, – виднелись молодые побеги лаванды, а деревянная решетчатая арка над калиткой была увита пышно разросшимися розами, плети которых были сплошь усыпаны цветами и бутонами.
Пока я разглядывала преображенный дом и палисадник, в коттедже отворилась дверь и на крыльцо вышла бабушка. Увидев нас, она широко развела руки в стороны, и Кэсси стремглав выскочила из машины.
– Бабушка!
Бабушка Мэри подхватила ее на руки, и Кэсси с рыданием зарылась лицом в ее теплый свитер. Поверх ее головы бабушка бросила на меня встревоженный взгляд. Плечи Кэсси судорожно вздрагивали, и я сама чуть не заплакала вместе с ней.
Выбравшись из машины, я захлопнула дверцу и, машинально повернувшись к сверкавшему в конце улицы океану, вдруг застыла, прикрыв ладонью рот. «Что со мной происходит? – подумала я. – Я что, совсем ума лишилась?» В самом деле, приехать к бабушке, которая жила в пяти минутах ходьбы от побережья, было худшей идеей, какая только могла прийти в мою голову. Ведь я же собиралась держаться как можно дальше от воды; больше того, я твердо обещала это Кэсси.
И что?..
Синие океанские волны с белыми барашками пены были отлично видны между пирамидальными кронами пихт, высаженных вдоль бульвара Оушен-вью (улица, на которой жила бабушка, упиралась в него под прямым углом). Когда-то этот великолепный вид, а также доносящийся с побережья запах соли и морских водорослей наполняли меня восторгом, смешанным с предвкушением чего-то необыкновенного. Каждый раз, стоило мне увидеть, как волнуется вдали океан, я все бросала и бежала на берег. Меня влекло туда так же сильно, как моего отца тянуло к виски и пиву. Я обожала бродить вдоль линии прибоя по щиколотку в воде и высматривать между гальками и обломками раковин окатанные волнами кусочки морского стекла. Океан был моим увлечением, моей страстью – местом, которое я любила больше всего на свете.
«Но теперь это должно закончиться», – подумала я, продолжая всматриваться в то место на берегу, где океанские волны накатывались на песок небольшой бухточки, которую я открыла для себя еще совсем девчонкой. Бухта влюбленных – вот как она называлась. Может, именно там мне суждено утонуть?