- Ну уж нет, - буркнул Кадфаэль, - я тоже завалюсь на боковую и поднимусь не раньше, чем меня разбудит колокол. Неужто у меня меньше веры, чем у нахального молодого язычника, вроде тебя?
- Узнаю брата Кадфаэля! - уступчиво промолвил Берингар. - Но все-таки будь добр, замолви за меня словечко на заутрене. А уж если Он тебя не услышит, то мне протирать колени тем более ни к чему.
И Берингар, склонившись с седла, коснулся рукой широкой тонзуры Кадфаэля, как бы шутя благословляя его, а потом пришпорил коня и припустил рысью. Обогнав аббата, он почтительно поклонился ему и исчез за излучиной Вайля.
Брат Кадфаэль предстал перед аббатом сразу же после заутрени. Похоже, Хериберт не слишком удивился ни его появлению, ни его просьбе.
- Отец аббат, в этом деле я поддерживаю того юношу, Хью Берингара. Это я раздобыл улики, на которых держится обвинение. И несмотря на то, что он предпочел взять все на себя и избавить меня от какого бы то ни было риска, я не могу оставаться в стороне. Я прошу позволить мне пойти и разделить с ним это испытание. Сумею я помочь ему или нет, но я должен быть там. В таких обстоятельствах я не могу покинуть друга, тем более, что, обвиняя, он говорил и от моего лица.
- Меня и самого все это взволновало, - тяжело вздохнув, признался аббат. - Что бы ни решил король, я буду молиться о том, чтобы этот поединок не завершился ничьей смертью.
"А я, - с грустью подумал Кадфаэль, - даже не смею молиться об этом, ибо оба соперника стремятся к тому, чтобы один из них замолчал навеки".
- Скажи мне, - попросил Хериберт, - это правда, что этот человек, Курсель, убил того бедного паренька, которого мы похоронили в церкви?
- Увы, отче, в этом нет сомнения. Именно у него был тот кинжал, и только он мог обронить камень на месте схватки. Здесь все ясно - в этом поединке добро сразится со злом.
- Тогда ступай, - разрешил аббат, - я освобождаю тебя от всех обязанностей до завершения этого дела.
Ибо бывало, что подобные поединки длились целый день - до тех пор, пока участники были уже не в состоянии не только наносить удары, но даже держаться на ногах и видеть друг друга. В конце концов кто-то валился с ног от изнеможения и истекал кровью там, где упал, не в силах подняться. Если ломалось оружие, противники обязаны были продолжать бой руками, ногами и зубами. Случалось, что кто-то не выдерживал и молил о пощаде, но такое происходило нечасто, ибо означало поражение, обвинительный приговор Божьего суда и позорную смерть на виселице.
"Горькая участь, - подумал Кадфаэль, подоткнув рясу и выходя из ворот, - быть осужденным самим Господом и лишиться благодати. Однако, пожалуй, в этом можно усмотреть Божий промысел - само Провидение дает надежду правому. Имею ли я, - размышлял монах, - столько же веры, сколько и он? Интересно, неужто он и вправду хорошо спал?"