- Да в чем дело-то? - тихонько спросил монах, ибо заговори они погромче, их бы услышали. - Что случилось? Что за спешка такая, что ты там забыла?
- Там человек! Раненый! Он приплыл по реке, сутки не ел, и ему нужна помощь. Я побоялась там без тебя оставаться...
- Как ты его нашла? Ты была одна? Больше никто не видел?
- Никто. - Она настойчиво теребила монаха за рукав, а ее шепоток стал хриплым от смущения: - День был долгий... Мне надо было отойти, вот я и пошла в кусты, а они далеко, у мельницы. Никто и не заметил...
- Конечно, дитя мое. Понимаю!
Слава Богу, мальчики, ее сверстники, воспитывались в стыдливости и не видели ничего особенного в том, что кто-то по нужде решил отойти в кусты. Ну а брат Афанасий, тот не почесался бы, даже если б у него за спиной грянул гром.
- Так он был в кустах? И сейчас там прячется?
- Да. Я дала ему хлеба и мяса, что у меня были с собой, и обещала, что вернусь, как только смогу. Одежда на нем высохла, а на рукаве - кровь... Но я думаю, с ним все обойдется, если о нем позаботишься ты. Мы могли бы спрятать его на мельнице - туда все равно никто не ходит.
Она уже все продумала и тянула Кадфаэля к сарайчику, зная, что им понадобятся целебные снадобья, съестное и холст для перевязки.
- А лет-то ему сколько - спросил Кадфаэль уже погромче, когда их не могли услышать, - этому твоему раненому?
- Это юноша, - отвечала Годит еле слышно, - чуточку постарше меня. И его преследуют! Он, конечно, принял меня за мальчика. Я налила ему воды из своей фляги, а он назвал меня Ганимедом....
Ну и ну, подумал Кадфаэль, поспешая в сарай рядом с девушкой, паренек-то, видать, ученый!
- Так вот, Ганимед, - сказал он, увязывая в холстину одеяло и горшочек с целебной мазью и вручая сверток Годит, - подержи-ка это, а мне надо нацедить маленький пузырек да прихватить кое-что из харчей. Погоди минутку-другую - скоро мы отправимся в путь. А по дороге ты расскажешь мне об этом юноше поподробней. Когда мы перейдем дорогу, нас уже точно никто не услышит.
И пока они шли к полю, Годит поведала Кадфаэлю о том, как она обнаружила раненого. Еще не совсем стемнело и в легких сумерках можно было разглядеть человеческую фигуру, хотя краски были уже неразличимы.
- Кусты там густые. Я услышала, что кто-то зашевелился и застонал, и пошла взглянуть. Судя по виду, он из хорошей семьи, наверное, молодой сквайр. Говорить-то он со мной говорил, но толком ничего не рассказал. Да и говорить с ним - все равно, что с непослушным ребенком. Он так слаб, кровь на плече и на рукаве, а сам шутит... Но он понял, что я его не выдам.