- Доверить ее тебе я, пожалуй, могу, - мягко усмехнувшись, ответил Кадфаэль, - да и подсоблю всем, чем сумею. Дело-то, ежели вдуматься, пустяшное. Всего-то и надо - заметь, паренек, что она не сомневается в том, что это мне под силу - сотворить из воздуха двух добрых коней, - это нынче-то, когда каждая паршивая кляча на вес золота, - выудить из реки припрятанное золотишко, незаметно выпроводить вас из города и отправить на запад, в Уэльс. Это ж просто ерунда - ведь известно, что святые каждый Божий день еще и не такие чудеса творят...
В этот момент монах неожиданно замер и резко вскинул руку, призывая к молчанию. Его чуткие уши уловили шорох на стерне - не иначе, как кто-то, крадучись, подбирался к открытой двери.
- Что это? - спросила Годит почти беззвучным шепотом. Глаза ее испуганно расширились.
- Ничего, ничего, - так же тихо отозвался Кадфаэль, - мне что-то померещилось, - а потом произнес громко и отчетливо: - Ну что ж, нам с тобой пора возвращаться. Не годится мешкать - а то не поспеем к вечерне.
Торольд понял молчаливое предостережение монаха и распрощался с ним и Годит, не проронив ни звука. Может быть, их и впрямь кто-то подслушивал?.. Правда, юноша ничего не слышал, да и монах как будто не был в этом уверен. Конечно, подумал Торольд, Годит тревожить не стоит. Никто не защитит ее здесь лучше брата Кадфаэля, а как только она окажется в стенах обители, ей ничто не будет угрожать. А уж он, Торольд, сам за себя в ответе, хотя и чувствовал бы себя поуверенней, будь у него меч.
Брат Кадфаэль полез за пазуху своей просторной рясы, извлек оттуда кинжал в потертых кожаных ножнах и молча вложил оружие в руки Торольда. Восхищенный юноша принял его с благоговением - будто первое маленькое чудо было явлено в ответ на его сокровенное молчание. Он взял кинжал за ножны, держа рукоять перед глазами, и любовался им, а монах и девушка тем временем вышли наружу и прикрыли за собой дверь.
Этот взгляд Торольда, обращенный на кинжал, всколыхнул воспоминания Кадфаэля и он задумался о прошлом, вдыхая свежий вечерний воздух в шафранном отсвете заходящего солнца. Было время, когда и он так же восторженно взирал на этот клинок. Давным-давно, вступая в ряды крестоносного воинства, он принял обет, поклявшись на его крестообразной рукояти. Вместе с ним этот кинжал побывал в Иерусалиме и более десяти лет бороздил восточные моря. А когда Кадфаэль отказался от своего меча и расстался со всеми бренными мирскими пожитками, обладанием которыми некогда так гордился, этот кинжал он сохранил. Теперь наконец можно и его отдать тому, кто нуждается в оружии и не посрамит этот славный клинок.