Тул и его стая бросились вперед по приказу генерала. Они погибали, разодранные в клочья.
И теперь стервятник тоже кружил рядом, ожидая.
Нет, не стервятник. Мальчик.
Мальчик-мышка.
Тул смотрел на худое рыжеволосое создание, не понимая, почему парень еще не сбежал. Он держал мальчишку за хвост, потому что… Тул порылся в памяти. Разум туманился. Мышонок был узником, а узники полезны. Иногда генерал приказывал хватать солдат противника живыми. Они нужны были ему целиком, не потрошенными.
Тул не помнил, зачем держал мальчика. Решил, что ему все равно. Он умирает. Умирать в чьем-то присутствии не так плохо. Он сам наблюдал за множеством братьев и сестер, когда они уходили. Слушал их признания и воспоминания. Хорошо, когда кто-то рядом при твоей смерти и выслушает тебя.
Мальчик хотел было уйти, но у Тула еще хватило сил его остановить.
– Нет, – проревел он, – ты останешься со мной.
– Почему ты меня просто не отпустишь?
– Отпустить тебя? Ты просишь тебя отпустить? – Тул зарычал от отвращения. – И ты думаешь, Первый коготь Лагоса проявил ко мне милосердие, когда мы сражались один на один? Думаешь, я просил о пощаде, когда он прижал клинок к моей шее? Думаешь, он меня отпустил? – Тул фыркнул. – Думаешь, генерал позволял мне гулять, куда вздумается? Думаешь, Кароа когда-нибудь отпустил хотя бы одного человека? – Тул посмотрел на мальчика. Мальчик казался таким слабым, что его нельзя было не презирать. – Никогда не проси о пощаде. Прими поражение. Просят только собаки и люди.
– Это ты и делаешь? Принимаешь поражение?
– Думаешь, я проиграл? – Тул показал зубы. – За все годы, проведенные на войне, я не знал поражения. Я жег города и уничтожал армии, и небеса над нами горели огнем. Если ты думаешь, что я умираю побежденным, ты ничего не знаешь.
Он лег, вымотанный этим разговором. Он никогда не чувствовал себя таким слабым.
«Смерть – не поражение, – сказал Тул сам себе, – ведь всем предстоит умереть. Всем и каждому. Клыку, и Клинку, и Страху, и всем остальным. Мы все умрем. И ты, наверное, даже последний. Мы были созданы, чтобы умереть».
И все же он продолжал бороться с этой мыслью. Он завоевал себе свободу. Он – и только он – выжил. Плохая собака, которая восстала против хозяина. Тул почти улыбнулся, представив, что бы сейчас подумал о нем Кароа, если бы увидел, как Тул лежит в грязи, истекая кровью. Он фыркнул. Кароа и не заметил бы. Генералы не думают о такой ерунде. Они посылают целые стаи на бойню и покрывают себя славой.
Тул посмотрел на солнце, думая о горящих городах и сердцах врагов, которые ему довелось съесть. Он вспоминал, как его стая бежала по охваченным пламенем улицам, высоко подняв клинки и ружья. Вспоминал, как беженцы пытались сбежать от монстра, отталкивая друг друга в отчаянной надежде. Его стая смеялась над их ужасом. Когда Калькутта пала, они пели триумфальную песнь, забравшись на крыши.