– «Русский клуб»? Хм, хорошая затея. Да только чем я помогу? Кладбище списанных кораблей находится на Статен-Айленде, тебе нужно туда брать с собой человека, который разбирается в морской технике, чтобы оценил, будет ли судно держаться на плаву, во сколько обойдётся ремонт… Плюс в любом случае придётся оформлять соответствующие документы, раз это будет действующее плавсредство. Если хочешь, могу порекомендовать специалиста, который отлично разбирается в морских судах, он в доке работает механиком.
Так я познакомился с Николасом Шейком, приятным немолодым человеком и настоящим профессионалом своего дела. За неплохие комиссионные он съездил со мной на Статен-Айленд, где ржавели, наверное, сотни кораблей – больших, средних и маленьких, от бывших круизных лайнеров до некогда юрких катеров. Я объяснил Нику, что мне нужно судно среднего размера, с хорошей устойчивостью и не совсем гнилое. Желательно пассажирское, а не какой-нибудь сухогруз. Тот пообещал в следующий выходной нанять моторку и исследовать имеющийся в наличии материал. В итоге неделю спустя на выбор мне были предложены три более-менее приличных судна. Мне приглянулся бывший прогулочный теплоход, на борту которого ещё угадывалось название «Орфей». Теплоход был колёсный, как в фильме Рязанова «Жестокий романс», и работал на дизельном топливе.
– Двигатели, конечно, порядком истрёпаны, но починить их можно, – говорил Ник, вытирая ветошью перепачканные мазутом руки. – Колесо тоже требует ремонта. Плюс, сами видите, настил во многих местах прогнил, окна выбиты. Чтобы привести судно в рабочее состояние, да ещё кое-какой мебелью обставить, потребуется вложить тысяч пятьдесят долларов. Ну а там уж на свой вкус, насколько позволят средства.
У меня уже было отложено именно на «Русский клуб» около семидесяти тысяч долларов, так что такое предложение вполне устраивало. Тем более что казино и бордель исправно приносили приличную прибыль. Оставалось оформить всё это официально, и, не мудрствуя лукаво, я направился в юридическую контору Фунтикова. Пусть Христофор Венедиктович отрабатывает моё заступничество.
«Сцена 1. 1846 год. Нижний Манхэттен. Дом священника Валона по кличке Святоша. Лицо Святоши крупным планом. Он бреется опасной бритвой. Сзади подходит его сын, на вид лет двенадцати, зовут Амстердам. Порез на лице Святоши. Он отдаёт бритву сыну, тот вытирает лезвие о штанину. Святоша говорит: „Нет, сынок, никогда этого не делай. Кровь всё равно остаётся на лезвии”. Приподнимает его за подбородок пальцами: „Когда-нибудь ты это поймёшь”. Складывает бритву, убирает её в чехол и отдаёт сыну.