Вассария не удивилась бы, если бы узнала, что настоятельница еще и шантажировала монахинь раскрытием их невольной тайны. Теперь понятно, почему раз в полгода служат очередную новую поминальную по самоубиенной грешнице, навсегда покинувшей стены данного монастыря (последнее Васса узнала все от той же словоохотливой рыжухи Уленьки). Последняя, не к ночи будь помянута, появилась в глубине коридора.
Монахиня, завидев Вассу, наддала ходу и начала приближаться, неумолимо, как понесшаяся повозка, возница которой сдуру отпустил вожжи. Хоганова невеста совсем не солидно при этом размахивала руками и порывалась что-то крикнуть, но выходили только сиплые невнятные звуки.
Васса, видевшая, какую скорость набрала монахиня, всерьез начала опасаться за свою жизнь. Как и обо что Уленька собралась тормозить? Выполнять роль буфера между стеной и столь резвой девицей лицедейке как-то не очень хотелось.
Все обошлось. Последовательница воли святой Баяны последний десяток локтей просто проехалась на подметках, широко расставив согнутые в коленях ноги. Зрелище было столь же эффектным, как мерин на лыжах.
– Срочно прячься! – выдала наконец Улина.
– Зачем?
– Всерадетель приехал, и настоятельница срочно за тобой послала.
– Зачем прятаться тогда? – Васса талантливо изобразила непонимание.
– Не спрашивай, но так для тебя будет лучше. – Монашка начала нервничать.
– А для тебя? Если ты меня не найдешь?
– Да как обычно, отстою молебен ночной, и все, – беспечно отмахнулась рыжая.
Вассу тронул этот порыв. Редко кто сторонний будет действовать в ущерб себе. А вот нате, эта смешная, в чем-то несуразная Улина пытается ей помочь. Просто по-человечески, не требуя ничего взамен.
– Уль, а как ты оказалась в монастыре? – Вассария сама от себя не ожидала, что задаст этот вопрос.
Монашка, похоже, тоже его не ожидала, потому как откровенно ответила:
– Когда в обнищавшей семье, на приданое рассчитывать не приходится. А кто на мне так женится? Не захотела всю жизнь приживалкой быть при старших, которые будут попрекать куском. В белошвейки-горничные идти отец не позволил бы – как-никак герцогский род с каплей императорской крови, – на последних словах девушка махнула рукой, словно отгоняя почетное родство как надоедливую муху. – А здесь крыша, еда. Не разносолы, но никто же не запрещает – пока не знает – держать в келье постный пирожок, чтобы подпитать дух и тело. – Монашка хитро усмехнулась. – Да и занимаюсь тем, что по душе – оклады расписываю. Конечно, молитвы, посты и бдения – то еще развлечение. Но здесь для меня все же лучше, чем в миру.