И сейчас, когда ее в очередной раз упрекнули в отсутствии благородных манер, это разозлило девушку.
– А я всегда считала, что лучше хороший матерящийся человек, чем тихая воспитанная сволочь, – произнесла она с невинной улыбкой. И присовокупила: – Хотя я вижу, что ты из когорты тех герров, чьи благородные манеры не позволят сидеть в присутствии дамы, которая лежит в постели голой.
Илас сразу не нашелся, что ответить, лишь хмыкнул: все ж его сестренка хоть и не по крови, но по духу Бертран – такая же язва, как он сам.
Вассария зябко поежилась и, накинув на плечи злополучный тулуп, начала вставать. Не сказать, чтобы процесс этот был ей безумно приятен, но проверить, что осталось от украденных бумаг после переправы, все же следовало. Помощи блондина в этом деле можно было не ждать. Вон как гордо филейной частью к ней развернулся.
Доковыляв до лавки, где грудой были сброшены вещи, девушка принялась разбирать завал. Искомая стопка оказалась в самом низу, к счастью для девушки, большинство листов практически не пострадало, хотя края некоторых бумаг были в чернильных разводах. Васса в нерешительности взяла первый документ: стоит ли читать и лезть еще глубже в интриги и тайны всерадетеля? Страх тянул назад, советовал оставить все как есть и не читать ни строчки, любопытство подталкивало вперед, гордость останавливала. Только здравый смысл нервно топтался на месте и ругался матом на свою безголовую хозяйку.
«…И в довершение письма сообщаю: присланный Вами, Ваше преподобие, на перевоспитание отрок, что баловался мракобесьей наукой, магией именуемой, не внял гласу Хоганову, за что был в очередной раз порот розгами. По воле Великого Триединого раны, что остались на спине у подлетка, загноились, и он спустя седьмицу скон…» – окончание письма оказалось размыто, но и так можно было догадаться, что произошло.
Васса непроизвольно закусила губу: это как же надо было сечь, чтобы малец летучую лихоманку подцепил? Не иначе до кости грязной розгой? Ведь пороли всех, ибо розги считались лучшей мотивацией к учению, но вот до смерти…
Илас, заинтересованный тишиной за его спиной, обернулся. Увидев мелко подрагивающий листок в руках сестрички, без слов выхватил и вчитался.
– Ну и куда ты влезла?
– Когда только собиралась лезть – знала, куда точно, а сейчас – уже ничего не понимаю.
Илас повертел письмо, всматриваясь в вязь рун и размытый чернильный край.
– Выбраться сухими из всего этого не получится… – задумчиво протянул он.
– А самого-то какой Кереметь заставил в бега податься?
Блондин, который ждал этого вопроса или подобного и уже прикинувший, что как не игнорируй «сестричку», а кое-какие пояснения дать все же придется (особенно по поводу своей живучести), соизволил ответить: