— Обыщите его, — приказал Булькатый. — А ты, Вадик, не дергайся.
Обшарили карманы, вытащили мобильный телефон, передали Адаму. Тот повертел телефон, улыбнулся:
— Откуда у тебя такая дорогая игрушка?
— Купил, — соврал Вадим.
— Угу, — кивнул Адам и сунул телефон в карман, потом приказал, но ласково: — Садись в машину, есть к тебе небольшое дельце.
Всю дорогу Вадим высчитывал, что за дело такое таинственное, которое нельзя обговорить у дискотеки? Привезли в порт, это тоже удивило, а повели в ремонтное отделение. Там, в большом, можно сказать, сарае, заваленном деталями, станками и арматурой, Булькатый спросил в лоб:
— Скажи, Вадик, ты помогаешь Каракулю?
Предчувствия не обманули. Нутро сжалось, но Вадим решил все отрицать:
— Я с ним незнаком.
— Да что ты! — ухмыльнулся Булькатый и достал мобильник. — С этой трубы ты вчера утром звонил Каракулю из кафе, а твой звонок был записан на диктофон. И знаешь, по звукам набираемых цифр удалось выяснить номер, по какому ты звонил. Да, Вадик, сейчас это делается просто. Номер Каракуля. А этот телефон ты не купил, он принадлежит Гоги. У Гоги забрал его тоже Каракуль. Что скажешь, маленький лгунишка?
— Ничего, — проговорил Вадим, понимая, что ему крышка, отчего тоскливо засосало под ложечкой.
— Хорошо. — Булькатый вальяжно двинул к хмурому Хачику, сидевшему на стуле. — Поставим вопрос иначе. Я прощу тебе этот звонок, хотя знаю, что ты предупредил его об облаве. Даю шанс исправиться, ты должен показать, где обитают Каракуль и Лия.
— Я не знаю, — сказал чистейшую правду Вадим.
— Ты не понимаешь, сморчок? — иезуитски улыбнулся Булькатый. — Я спросил тебя, где Каракуль?
— А я не знаю, где он, — повторил Вадим.
Адам помолчал, покачивая с сожалением головой, потом бросил браткам:
— Поехали, ребята… Несговорчивый народ пошел.
С лица Каракуля не слетала улыбка блаженства. А ведь осчастливил Лию, без сомнений, да иначе и не могло быть. Но и в себе открыл нечто очень важное. Это то, что еще не высказал Лии, то, что поселилось в нем, когда впервые ее увидел, поселилось навсегда, сегодня понял окончательно. Он не давал опомниться ни себе, ни ей, а время мчалось безжалостно вперед. Сколько же приложил усилий, чтобы лежать вот так в обнимку? Выпускать из рук боязно.
— Ты гладишь меня, как кошку, — пробормотала она.
— Уламывал долго, теперь удостовериться желаю, что это ты. А тебе не нравится?
— Нравится. — Лия тесней прижалась к нему.
— Ну вот, а ты боялась. Почему? Я такой страшный?
— Был, — призналась она. — Сейчас ты не тот, каким тебя знала. Я, Захар, не хотела…