Воевода Претич наблюдал за началом схватки от шатров. Убедившись, что незваные гости прочно ввязались в рубку, он натянул лук и пустил в небо одну из охотничьих стрел хана Итиля. Ярко-красное оперение загорелось в солнечных лучах, хорошо видимое издалека.
– Перун да пребудет с нами! – громко выкрикнул Святослав, посылая коня вперед. За ним из неглубокой балки истекли все семь десятков новгородцев и киевлян, посланные в засаду. Молча, как и было приказано ранее, они устремились за князем на открытое крыло и тыл дружины Илдея, уже начинавшего торжествовать победу.
Поздно, слишком поздно заметил тот русов. Не было ни свободных воинов, ни возможности хоть как-то отбить этот внезапный наскок. Словно нож в мягкое мясо жеребенка, вошел железный клин в смешавшиеся ряды, и только теперь дружное: «Ро-о-о-ос-с-с!!» вплелось в какофонию рубки.
Спустя считанные минуты первые, наиболее слабые духом печенеги развернули своих лошадей обратно. За ними бросились другие. Сам хан Илдей, осознав неотвратимую угрозу пленения или смерти, бежал одним из первых. Началась стремительная гонка победителей за побежденными, единственными наградами в которой были жизнь или смерть…
К полудню выяснилось, что более половины пришедших с ханом Илдеем уже никогда не вернутся к своим очагам. Кончак потерял шесть десятков, русичи – восемь человек убитыми и полтора десятка ранеными. Хан Итиль призвал к себе князя Святослава. Стоя печенег вручил русичу свою саблю. Потрясенный князь снял с пояса меч и передал хану. По обычаю тех времен этим братским обменом они клялись никогда не обнажать оружие друг против друга!
А через несколько дней в стане печенегов произошло еще одно радостное событие. Сняв повязку, Предслава не увидела более гнойной маски-коросты. Шрамы блестели молодой кожей, уродуя щеку и надбровье, но сукровица уже не сочилась. И самое главное: веко было лишь оцарапано, но… цело! Гордислава прижала к высокой груди стиснутые кулаки, потом робко попросила:
– Открой глаза, сыночек!.. Открой!!
Веки дрогнули, поползли вверх. Забелели глазные яблоки, завиднелись серо-зеленые оболочки зрачков. Итиль какое-то время ошеломленно смотрел прямо перед собой, потом глянул на мать, на Предславу и улыбнулся.
– Куря!!! Улым куря!!! («видит, сынок видит» – тюрк.) – на все стойбище провозгласила Гордислава, и за стенами шатра, словно эхо, отозвалось: – Куря!! Куря!!!
– Куря! – засмеялась радостно и Предслава. Итиль влюбленно посмотрел на княгиню:
– Тебе нравится это слово?
– Да, очень!
– Тогда теперь это будет мое новое имя!..