– Правильно, Руби! Давай, убегай, как обычно. Посмотрим, как далеко у тебя получится на этот раз!
Я не остановилась и не оглянулась, хотя умом понимала, что Клэнси прав. Это был единственный шанс научиться пользоваться силой. Но за последние десять минут я изменилась кардинальным образом. Сердце и разум потеряли контакт, разделив меня на половинки. Честно говоря, я толком не понимала, почему мне так хочется бежать прочь из этой комнаты. Прочь от Клэнси. Уверена я была лишь в одном. Меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы он видел мое искривленное лицо, уловил тень вины и грусти.
Мне никогда не удавалось скрыть от него свои чувства, но в этот раз именно этого я и желала.
Лишь через несколько дней я наконец осознала, что с уходом Зу жизнь не кончилась. После того как Толстяк указал на видимое сходство Ист-Ривер с другими лагерями, путь назад был закрыт. Разглядывая детей в черных джинсах и майках, я вновь видела униформу. Очередь за едой напоминала мне о столовой. Выключение света в девять вечера – о лицах надзирателей, заглядывающих к нам в окошко. Я снова лежала в боксе № 27, созерцая оборотную сторону матраса Сэм.
Я не могла отделаться от мысли, что камеры, установленные в офисе и вокруг зданий, на самом деле могут оказаться включенными.
Я даже пыталась переговорить с Клэнси по этому поводу, но раз за разом слышала один и тот же ответ: «Сегодня у меня нет на тебя времени». Своего рода наказание, вот только непонятно, чем я его заслужила. Как бы то ни было, вскоре стало ясно, что я нуждаюсь в Клэнси куда больше, чем он во мне. Учитывая раненую гордость, мне от этого становилось только хуже.
Наступила среда. До собрания по поводу новой стратегии освобождения лагерей оставалось около часа, когда Клэнси все же удалось выделить на меня время.
– Скоро вернусь, – сказала я, легонько сжав руку Лиама. Мы завтракали. – Может, опоздаю на пару минут.
Однако, увидев состояние офиса Клэнси, я всерьез засомневалась, смогу ли вообще прийти.
– Да ладно тебе, заходи. Просто смотри внимательно, куда ставишь ноги. Извиняюсь за беспорядок.
Беспорядок? Беспорядок?! Офис выглядел так, словно в нем сдетонировала бомба, после чего на пепелище заявились в поисках поживы дикие волки. Повсюду валялись груды бумаг, распечаток, разорванных карт, коробок… И над всем этим возвышался Клэнси собственной персоной. Взлохмаченные волосы падали ему на лицо. Он даже не сменил рубашку, в которой я видела его еще вчера.
В течение нескольких недель, что мы были знакомы, Клэнси всегда выглядел безупречно. Это даже немного пугало. Думаю, корни столь внимательного отношения к внешнему виду лежали в его воспитании. Может, отец тут был и ни при чем, но какая-нибудь старенькая нянечка наверняка считала своим долгом вбить ему в голову, что рубашку всегда надо заправлять в штаны, ботинки вовремя чистить, а волосы – причесывать. Теперь Клэнси выглядел так, словно слетел с катушек.