Благодаря тому, что под наркозом Табибу лежала неподвижно, хирурги смогли отыскать вену у нее на шее и поставить катетер большего диаметра. Теперь у нас была возможность спокойно брать анализы крови, отслеживать результаты и вводить растворы, восстанавливающие объем крови, а также довести до нормы уровень электролитов. После каждого действия мы с хирургом брали новый анализ крови и оценивали результаты. Показатели начали улучшаться, но Табибу пока не была в безопасности. Ее состояние все еще могло ухудшиться, и быстро.
Когда я вечером зашел ее проведать, показатели по-прежнему стабильно улучшались, так что я поехал домой.
В тот вечер, сидя с семьей за ужином, я объявил моей одиннадцатилетней дочери Энни, обожающей животных, что мне еще надо кое-что сделать, и я мог бы взять ее с собой. Энни мечтала стать ветеринаром, так что ей выпал один шанс на миллион. Когда мы выехали на дорогу и покатили в сторону города, Энни посмотрела на меня и спросила, не направляемся ли мы в госпиталь.
– Да. – Я не стал увиливать, и она сделала следующее заключение.
– Нам надо проведать пациента.
– Да, – снова согласился я.
– А кто он?
– Скоро узнаешь.
Я припарковал машину, и мы пошагали к госпиталю. Но не зашли в центральный вход, а свернули к исследовательскому центру. Теперь Энни по-настоящему удивилась. В исследовательском центре она еще ни разу не была. В приемной госпиталя стены разукрашены забавными рисунками, чтобы детям было интересней. В отличие от нее, вестибюль исследовательского центра пуст; от него отходят узкие коридоры с голыми стенами. Цвета их нейтральные, а единственным украшением служат плакаты, посвященные проводимым исследованиям. Из-за того, что потолочные светильники разнесены далеко друг от друга, ярко освещенные участки чередуются с темными. Двери все массивные, без окошек, так что невозможно увидеть, что происходит внутри. Это отнюдь не такое симпатичное место, как те, в которых Энни бывала во время предыдущих визитов в госпиталь.
Я открыл перед ней стеклянную дверь, разделявшую этаж на две части. Мы поднялись по узкой лестнице, я открыл еще одну дверь, последнюю, и отступил в сторону, пропуская дочь вперед.
Энни застыла на пороге с широко распахнутыми глазами – в точности как я утром. А потом со всех ног бросилась к операционному столу. Табибу по-прежнему не двигалась, разве что верхняя губа у нее слегка подрагивала. Я подошел и указательным пальцем дотронулся до губы обезьяны изнутри. Мне показалось, что она смотрит на меня, и позволяет касаться себя. Похоже, прикосновение ее успокаивало.