Тэлли терпеть не могла экзаменов.
– Отвяжись от меня, – процедила она сквозь зубы.
– Тэлли…
– Я не желаю работать на Комиссию по чрезвычайным обстоятельствам. Я просто хочу спокойно жить в Нью-Красотауне.
– Я не…
– Оставь меня в покое! – рявкнула Тэлли, сердито сжав кулаки. Ее крик эхом отразился от бетонных стен. Повисло удивленное молчание – похоже, не только она сама от себя такого не ожидала, но и чужак слегка опешил. По лестничным пролетам плыла музыка – робкая, приглушенная.
Наконец из-под маски донесся вздох. Незнакомец поднял руку, в которой держал сумку из грубой кожи.
– У меня кое-что есть для тебя. Если ты к этому готова. Ты хочешь этого, Тэлли?
– Я ничего не хочу от… – Тэлли оборвала себя, потому что снизу донеслись негромкие шаги. Кто-то шел вверх по лестнице. И это был явно кто-то не из ряженых весельчаков.
Незнакомец и Тэлли одновременно сорвались с места и ухватились за перила, вглядываясь вниз, в узкий лестничный пролет. Тэлли заметила блеск серого шелка, чьи-то руки на перилах. Пять или шесть человек невероятно быстро поднимались сюда, и шаги их были почти бесшумными, даже едва доносившаяся музыка бала заглушала их…
– Еще увидимся, – торопливо проговорил незнакомец, оттолкнул ее и бросился к двери.
Тэлли удивленно заморгала. Этот тип кинулся наутек от настоящих чрезвычайников. Но кто же тогда он? И прежде чем пальцы незнакомца сжали дверную ручку, Тэлли сорвала с него маску.
Он оказался уродцем. Самым настоящим уродцем. Его лицо не имело ничего общего с фальшивыми физиономиями толстяков, нацепивших маски со здоровенными носами и узкими глазками. Другим, неправильным этого парня делали вовсе не крупные черты лица. Он был весь другой, словно его слепили из совершенно иного теста. Идеальное зрение Тэлли позволило ей за доли секунды рассмотреть кожу с расширенными порами и болезненными прыщами на лбу, свидетельствующую о нарушении обмена веществ, спутанные пряди волос и кустики юношеской бородки, неровные зубы – всю неправильность этого лица с грубо нарушенными пропорциями… Тэлли захотелось убежать, убраться как можно дальше от этого жалкого, грязного, нездорового уродства.
– Крой? – прошептала она.
– Потом, Тэлли, – пробормотал Крой, натягивая маску. Он рывком распахнул дверь, и на лестничную клетку ворвался шум бала. Крой проворно скользнул на балкон, и его серый костюм быстро затерялся в толпе.
Тэлли остолбенела. Дверь медленно закрывалась. Уродство, как и старый свитер, сохранилось в памяти Тэлли как бы облагороженным. А на деле лицо Кроя оказалось намного некрасивее, чем собирательный образ дымника, оставшийся у нее после побега. Эта кривая улыбка, тусклые глаза, красные отметины на вспотевшей коже в тех местах, где к лицу прижималась маска…