Ночью ударили первые заморозки. Голые ветви покрылись инеем, и деревья заблестели, как стеклянные. Глянцевые черные линии ветвей протянулись за окном, разрезали небо на маленькие кусочки с острыми краями.
Тэлли прижала руку к окну, и холод от стекла перетек в ее ладонь. От мороза послеполуденный воздух стал чище и прозрачнее. «Он такой же хрусткий, как корочка наста на ветках», – подумала Тэлли. Чистота воздуха и ясность мира за окном не давали расслабиться, держали в узде ту часть ее души, что хотела вернуться в полудрему красотомыслия.
Она отдернула руку от стекла и стала смотреть, как медленно, исподволь тает отпечаток ее ладони.
– Нет больше сонной Тэлли, – проговорила она нараспев, усмехнулась и прижала холодную ладонь к щеке Зейна.
– Да что за… – пробормотал он и пошевелился, но ровно настолько, чтобы отодвинуться от ее руки.
– Вставай, красотуля.
Зейн чуть-чуть приоткрыл глаза.
– Затемнить, – распорядился он, обращаясь к интерфейсному браслету.
Комната исполнила его приказ, окно сделалось непрозрачным. Тэлли встревоженно нахмурилась.
– Опять голова болит?
Порой у Зейна все еще случались тяжелые приступы мигрени, продолжавшиеся по нескольку часов, но последнее время они были уже не столь мучительными, как в первые недели после приема лекарства.
– Нет, – буркнул он. – Спать хочу.
Тэлли взяла пульт и снова сделала окно прозрачным.
– Значит, пора вставать. А то на каток опоздаем.
Зейн посмотрел на нее, приоткрыв один глаз.
– Да ну их, эти коньки! Экая мерзость…
– Нет, мерзость – это спать до вечера. Давай вставай, тогда у тебя будет ясная голова. Нам нужно быть просветленными.
– Просветленность – это полная мерзость.
Тэлли вздернула бровь, благо теперь могла это делать совершенно безболезненно. Как красотка-паинька, она сходила к врачам, и ее лоб привели в полный порядок, но на память о ранении она заказала себе флеш-татуировку – черный кельтский орнамент в виде завитка над правым глазом. Завиток вращался и пульсировал в такт биению сердца. Вдобавок Тэлли сделала глазной пирсинг, как у Шэй, – с часиками, идущими наоборот.