— Почему варшавский? — спросил Олег.
— Так надежнее. Гродно был окраиной панской Польши. Поэтому магазины были краковские, пиво лодзинское, а у Сичкаря мастерская варшавская. Так и жили при тех порядках. Нищий край, копеечная коммерция да жандармы польские. Так вот, у того Сичкаря сын Викентий был. Большой, знаете, оболтус. Из гимназии его выгнали за неуспеваемость, и он целыми днями на мотоциклах и машинах из папашиной мастерской гонял. А когда произошло воссоединение, он первым шофером такси в городе стал. Отец умер, мастерскую национализировали, а он работал. Перед самой войной попал ко мне в больницу с воспалением легких. Тяжелый случай оказался, но я его выходил. Так что война его на больничной койке застала, а там и фашисты пришли. Я его из виду потерял. Только в сорок втором является ко мне в больницу в форме вспомогательной полиции. Я не выдержал и сказал, что зря его вылечил. Он смутился и говорит: пан доктор, я в строительной фирме «Гильген» служу, а там порядок такой, все шоферы через полицию оформлены.
— Зачем он приходил?
— Смешно сказать, лекарства мне немецкие продавал. Тогда всякая сволочь спекулировала, воровала… Страшное время было.
— А потом?
— Потом, — Стахурский вновь разжег погасшую трубку, — потерял я его из виду. Говорили, что с немцами ушел, будто осудили его. Сгинул. А тут является. Пьяный, старый, раздрызганный какой-то.
— Зачем он приходил?
— Будете смеяться, просил у меня справку, будто он партизанам лекарства доставал. Представляете, решил примазаться к светлому делу. Я, конечно, отказал. Вот тут-то он и начал кричать, что, мол, одни по лагерям сидели, а другие чистенькие. Исповедовался спьяну. Но я ему сказал — иди к ксендзу, он грехи отпустит.
— Так что же он все-таки сказал, Казимир Францевич? Уходил старик от точного ответа, не по умыслу, просто не на том сосредоточивал свое внимание. Олег понял, что пора вмешаться.
— Вспомните как можно точнее эту часть разговора.
— Вы знаете, и Игорь Александрович меня об этом просил. Прекрасный человек, интересный писатель…
Опять разговор начал плутать, как слепой в лесу.
— Что вам сказал Сичкарь? — резко, словно выстрелил, спросил Прохоров.
Масельский укоризненно посмотрел на него.
— Что? — напрягся Стахурский. — Он сказал, что знает человека, который работал на немцев, и будто у него есть знакомая женщина, отбывшая ссылку за пособничество. Она о нем говорила.
— Он, Сичкарь, назвал фамилию этого человека?
— Нет. Да я ему и не поверил бы. Пьяный он был, злой. В таком состоянии чего не наплетешь.
— Где сейчас живет Сичкарь?