– Ах, за что?! Ты спрашиваешь: «За что?!» Да я чуть не сдохла со страха, пока ты силенки свои никчемные копил! Думала, ты ни хрена не умеешь, мерзавец белобрысый! По блату задницу у Судара в приемной греешь! Сколько вас таких…
В общем, много всякого наговорила. Я била Леху за страх, которого натерпелась, за унижение, за то, что информацию о Сударе использовать никак не удастся. Судар чрезвычайно опасен – это я поняла, – но сведения Лехи ни на шаг не приблизили меня к избавлению от повинности по сбору времени. Била за Игоря, встречающегося с другой.
Когда вспомнила про Судара, мозги уже немного встали на место. Вернее, соображалки хватило не вопить вслух о службе Государю и любви к Игорю. Я прокрикивала претензии мысленно, продолжая размахивать сумкой почти с той же ловкостью, с какой ниндзя орудует нунчаками.
Домой мы поехали в маршрутном такси. Я предложила для подбитого глаза Лехи влажные антибактериальные салфетки – единственное, что в недрах сумки оказалось достаточно холодным.
– Знаешь, я ведь не с первой попытки поступил в РУЧМиН, – разоткровенничался мой спутник, вытягивая из упаковки верхнюю салфетку и прижимая ее ладонью к месту удара. – Пришлось в армии служить. А там… Короче, была острая необходимость научиться внушать таким вот му… – он осекся, – извини, козлам, куда им идти. У меня стало получаться не сразу, постепенно, но жить захочешь – не так раскорячишься. После службы в универ попал без проблем.
– Несильно же ты продвинулся за годы учебы, – съехидничала я, откинувшись на спинку сдвоенного кресла.
В салоне, кроме нас, ехали всего три пассажира.
Женщина в берете и клетчатом пальто, закинувшая на колени сумки с продуктами. Я не видела лица пассажирки – она сидела впереди, – но по осанке казалось, что ей ближе к сорока. И две девушки, слушавшие музыку через айфон. Одни наушники разделили на двоих, все время переключали с одной песни на другую и то радостно кивали, то отрицательно мотали головами и гримасничали. Старшеклассницы или первокурсницы.
Ни женщина с сумками, ни девчонки с наушниками не обращали на нас с Лехой никакого внимания, что меня несказанно радовало.
– Я тебе, можно сказать, жизнь спас, а ты крысишься, – буркнул Леха, ощупывая средним пальцем ткани вокруг глаза. Лицо кислое, будто лимоном накормили. Ну, понятно, фингал все-таки будет.
– Вот не надо! – возмутилась я. – Жизнь ты спасал себе, а меня вытащил за компанию.
Терпеть не могу, когда человек пытается повернуть ситуацию так, будто я ему еще и должна. Кому должна, я всем прощаю, если что.