Жером умолк, переводя дыхание, и аббат спросил:
- Ты пошел с пустыми руками?
Вопрос вполне уместный, однако потрясенный Жером едва ли понял его суть.
- Конечно, святой отец! - воскликнул он. - Что мне было брать с собой?
- Да так, ничего. Продолжай.
- Ну вот, когда я услышал, что кто-то идет через кусты, я не сомневался, что это Тутило. Я не знал, какой дорогой должен был пройти тот, другой человек. Я знал только, что он уже приходил, но напрасно, и ушел. А этот... Он шел так весело, нагло... Прямо через кусты, насвистывая глупую песенку. Одна обида наложилась на другую, и я не смог вынести этого. Я схватил валявшийся на земле старый сук и, когда тот человек поравнялся со мной, ударил его по голове, - простонал Жером. - Он упал поперек тропы, и капюшон откинулся у него с головы. Человек больше не шевелился. Я встал подле него на колени и только тут увидел его лицо. Даже в темноте я разглядел, что это не он, не мой враг, не враг нашей святой, не вор! А я убил его! И я убежал... Еле живой от страха, я убежал и спрятался, но каждое мгновение с тех пор он преследует меня. Я признаюсь в своем тяжком грехе и горько сожалею о нем, проклиная тот день и час, когда поднял руку на невинного человека, которого убил!
Жером опустил голову и закрыл лицо руками. Он хлюпал носом, что-то бормотал, но ничего более нельзя было разобрать. В эту минуту Кадфаэль, уже собиравшийся продолжить историю, которую сей непримиримый мститель бросил на середине, остановил себя, не произнеся ни единого слова. Жером, похоже, поведал все, что знал, но даже если грех, в котором он повинен, на самом деле менее тяжек, чем тот, который он взял на себя, то пусть он еще немного помучается. "Предаст же брат брата на смерть". Это вполне подходит для Жерома, ибо даже если он не убил Альдхельма, то воистину предал его на смерть. Ведь если случившееся потом тоже дело рук кого-либо из братьев, то убийца вполне мог находиться здесь. Пусть все идет своим чередом! Пусть он выйдет из церкви, успокоенный тем, что Жером добровольно, без всяких вопросов, взял всю вину на себя, пусть он чувствует себя в полной безопасности. В этом случае он может потерять бдительность и сделать какой-нибудь неосторожный шаг, который выдаст его. А всю правду можно рассказать и потом, в разговоре с аббатом, наедине. Разумеется, Жером поступил ужасно, но все-таки не так ужасно, как считает он сам и все вокруг. Пусть заплатит сполна за свое, но не за чужое преступление, совершенное обдуманно и хладнокровно.
- Весьма прискорбное и ужасное признание, - промолвил аббат Радульфус, тяжело чеканя слова. - Это трудно понять и тем более принять и, увы, невозможно исправить. Мне и, я уверен, всем присутствующим здесь потребуются долгие часы молитв и размышлений, прежде чем я смогу вынести справедливое решение. Более того, дело находится вне моей юрисдикции, ибо это убийство, и, стало быть, королевская власть имеет полное право узнать обо всем, а то и незамедлительно задержать лицо, признавшееся в убийстве.