Несовместимы были не эти двое, незнакомые между собой, но чрезвычайно любезные и, может, даже созданные для того, чтобы идеально понимать друг друга, несовместимыми были те двое, которых вы неожиданно обнаружили в себе самом. Вы не могли вынести зрелище того, как они мешают друг другу, потому что не имеют между собой ничего общего. Ничего, решительно ничего, ибо для старого вашего приятеля вы выступали в одном образе, а для нового — в другом, и образы эти были такие разные, что вы заметили, в каком изумлении, переставая вас узнавать, смотрел на вас один гость, когда вы обращались к другому. Про себя он, наверное, восклицал:
— Как? Он ли это? Разве это он?
И, не в силах вынести этой неловкости, не в силах оставаться двумя людьми сразу, вы и выискали глупейший предлог, чтобы избавиться не от одного из гостей, нет, а от одного из тех двоих, которыми вы — по милости своих гостей! — вынуждены были быть в одно и то же время.
Так что продолжайте, продолжайте читать мою книжку, но делайте это уже без той улыбки, с которой читали вы ее до сих пор.
И знайте, дорогой мой, что неудовольствие, доставленное вам этим опытом, — пустяк, чепуха, потому что на самом-то деле вас не двое, а гораздо больше, бог знает сколько, хотя вы думаете, что вы всегда один.
Но продолжим.