— Если уж за еду все равно заплачено, мог бы питаться получше. — Я решил не сдаваться.
— Да, — только и дождался я в ответ.
Я начал закипать. Мне просто хотелось, чтобы он улыбнулся, а у него такой вид был, словно он на похоронах. Мне бы удержаться и смолчать. Но оно как-то само вырвалось:
— Тебе вот непременно надо было прямо в такое время уехать, да? Подождать ты не мог?
Интересно, он хоть сейчас рассердится? Опять? Но нет, он лишь вздохнул:
— Папа…
— Ладно-ладно. Я ж шучу опять.
Все остальные слова я оставил при себе: понимал, что продолжи говорить — и вывалю такое, о чем потом сильно пожалею. Не так я представлял себе его приезд.
— Ну, мне просто показалось, — я старался говорить мягче, — что когда ты уезжал, то радовался больше.
— Я радуюсь. Ясно?
— Да.
Вот тебе на. Радуется он. Прямо прыгает от радости. Никак не мог дождаться, когда ж нас опять увидит. И ферму. Неделями ни о чем другом думать не мог. Ну да.
Я кашлянул, хотя в горле у меня вовсе и не першило. Том молча сидел рядом, положив руки на колени. В горле у меня будто вырос комок, и я сглотнул его. На что я вообще надеялся? Что мы проведем несколько месяцев в разлуке и станем лучшими приятелями?
Эмма долго сжимала Тома в объятьях. Между ними все было по-старому, она могла обнимать и тискать его — похоже, это его не раздражало.
На расчищенный от снега двор он не обратил внимания. Тут Эмма оказалась права. А вот облупившуюся краску на южной стене углядел — хоть это хорошо…
Впрочем, нет. Потому что на самом деле мне хотелось, чтобы он заметил и то и другое. И принялся бы за дело, коли уж он явился наконец домой. Почувствовал бы ответственность.
Эмма приготовила мясной пудинг с кукурузой и разложила по зеленым тарелкам громадные порции. Желтые кукурузные зернышки весело блестели, а от сливочного соуса шел пар. Харчи получились знатные, но Том съел только половину, а к мясу вообще не притронулся. Видать, вообще аппетит потерял. Небось на свежем воздухе почти не бывает. Ну мы это исправим.
Эмма все расспрашивала и допытывалась. Про учебу. Преподавателей. Предметы. Друзей. Девушек… На вот эту, последнюю, тему он особо не распространялся, но болтали они довольно живо — впрочем, как обычно. Хотя вопросов у нее было больше, чем у него ответов. Они всегда так болтали — не останавливаясь. Сидели, разговаривали, и, похоже, давалось им это безо всякого труда. Но оно и понятно — она все ж его мать.
Эмме было приятно, щеки у нее разрумянились, с Тома она глаз не сводила и все хваталась за него руками. Как будто в руках поселилась вся ее долгая тоска.