Подходит Коля Шкода. Он докладывает о людях, об укомплектованности рот. Его данные подтверждают старший лейтенант Нестеренко, старший лейтенант Трубарев, политрук Бубенцов, политрук Пейчев, старший лейтенант Калабуков…
Старший писарь сержант Ильясов составляет первую строевую записку. Людей много, а продовольствия маловато. Устанавливаем дневной рацион на каждого бойца: ложка муки, ложка риса, ложка сахара, пять граммов жиру. Воду каждый добывает себе.
Леня Карацуба возражает: „Михаил Григорьевич, надо организованно. Колодец у нас под носом, несколько метров от входа“. Эх, ты, морячок, да разве противник допустит нас до колодца!
И все же попробовали. Два ведра воды стоили десять жизней. Так не пойдет! А как? У раненых губы потрескались от жажды. Как? Я смотрю на потолок, замечаю мокрое пятно. Штыком просверлили дырку, вставили фитиль. Ждали долго, и вдруг с кончика фитилька скатилась капля, цокнула в подставленной кружке. Потом вторая, третья…
За полдня полкружки. Первые глотки — раненым.
Вторая вылазка. Подготовились хорошо. Ночь. Тишина. Слышно, как переговариваются немцы. Мы лежим громадной темной полосой. И вдруг, как обвал, мы обрушились на поселок. Грохнули гранаты, зарычали автоматы. Гитлеровцы бежали в панике, остановились где-то под Керчью….
Так повторяется через каждых три-четыре дня вот уже полтора месяца. Радист говорит: „Как же, Михаил Григорьевич, Совинформбюро сообщило: двадцатого мая наши войска оставили Керченский полуостров, а мы тут кукиш кажем немцу, неужели Совинформбюро поправочку не объявит?“
Был бы передатчик, мы и сами бы это сделали: граждане, извиняемся, полуостров не оставлен.
Вернулись разведчики. Посылаем их перед каждой новой вылазкой. Молчат.
— Что случилось?
Леня Карацуба отвечает:
— Полундра, товарищ старший лейтенант. Нас огородили проволокой, обнесли дотами, через каждые десять метров гнездо установили, пулеметы и овчарки— не пройти…
Послали в разведку Шкоду с группой командиров. Тот же доклад. Потом комиссар с группой. Манукалов не вернулся. Как же я без комиссара? Лично пошел. У самого входа кто-то лежит с простреленной головой. Комиссар? Он еще был жив. Принесли в госпиталь. Два дня жил. Карацуба не отходил от него ни на минуту, ухаживал, не спас, скончался Манукалов…
…Жена старшего лейтенанта Нестеренко Аня шепчет мне на ухо:
— Михаил Григорьевич, крысы появились в катакомбах… Мы их ловим. Только боюсь я, пухнут люди, не от них ли?..
Шкода слышит наш разговор, роняет:
— Плохо прожаривают…
Я закрываю уши. Вскакиваю и бегу в освещенный плошками отсек. Замечаю приколотую к щиту стенную газету. Смотрю, свежая дата — 29 июля. Читаю: „Партийное собрание прошло хорошо. Наш командир М. Г. Поважный переведен из кандидатов в члены Всесоюзной Коммунистической партии большевиков.