— О Боже, уберите их от меня! Они фезде, фезде, зеленые! Аггр! Оггр! ОБожеБожеБожеБожеБожеБожеБожеБоже!
При этом он истерично молотил себя по чему ни попадя.
Фрито изумленно заморгал и схватился за Кольцо, но передумал и надевать его не стал. Срам, склонившись над распростертым по земле чудиком, ухмыльнулся и протянул ему руку.
— Прощеньица просим, — сказал он, — вы не подскажете, как нам отседова… — О, нет-нет-нет! Глядите, фон они! Фезде, фезде! Не подпускайте их ко мне!
— Кого не подпускать-то? — вежливо поинтересовался Мопси.
— Ииих! — взвизгнул пораженный ужасом незнакомец, ткнув перстом в собственную голову. Затем он вскочил на покрытые мозолями ноги, нагнул голову, ринулся прямиком к поцелуйному дереву и, с разбегу боднув его, без чувств рухнул к ногам перепуганных хобботов. Фрито, стянув с головы шляпчонку, зачерпнул из ближайшего ручейка водицы и приблизился к несчастному, но бесчувственное тело внезапно выкатило похожие на мраморные шарики зенки и завизжало пуще прежнего.
— Нет, нет, только не фоду!
Фрито в испуге отскочил, а костлявое существо кое-как привстало, опираясь на кулаки и ступни.
— Но фсе рафно спасибо, — сказал незнакомец. — Это у меня кайф так фыходит.
И протянув Фрито грязную руку, удивительный незнакомец ухмыльнулся во весь свой беззубый рот:
— Тим Бензедрин, к фашим услугам.
Фрито и все остальные чинно представились, продолжая оглядываться на поцелуйное дерево, вновь уставившееся на них всеми своими тычинками.
— Ую-юй, фы, это, его не бойтесь, — хрипло отдуваясь, сказал Тим, — обиделось, понимаешь. А фы, парни, фыходит, не здешние?
Фрито сдержанно сообщил, что они держали путь в Гниль да заблудились.
— Вы не могли бы показать нам туда дорогу?
— Ую-юй, ясное дело, — рассмеялся Тим, — раз плюнуть.
Только, это, сначала ко мне на хазу заскочим, я фас с марухой моей познакомлю. Костяникой зфать.
Хобботы согласились, ибо запасы картофельного салата у них вышли. Они подхватили мешки и, сгорая от любопытства, пошли следом за Бензедрином, которого мотало из стороны в сторону и который по временам присаживался вздремнуть на подходящий камушек или пенек, давая хобботам возможность подтянуться. Так они безо всякого смысла кружили среди деревьев, а Тим Бензедрин хрипло и весело орал новую песню:
Легка, как шорох косячка, чиста, как тина в луже.
О дева с дурью в голове — чем дальше, тем все хуже!
О рук нетвердых худоба! О ногти как иголки!
О мутный, окосевший взгляд из-под немытой челки!
О космы спутанных волос! Зрачки как два стакана!
О голос, что сведет с ума чижа и таракана!