Шарлотта гладила ее и утешала, как могла, а я просто вышла из комнаты. Мне было не жаль Карен, потому что я была слишком занята, жалея себя.
Я была потрясена.
До меня только что дошло, что я серьезно влюблена в Дэниела.
Моя тупость поистине удивительна, а мое умение судить о людях вообще вызывает гомерический хохот. Уже в течение некоторого времени я подозревала, что неравнодушна к Дэниелу, и считала, что с моей стороны это чувство было проявлением моего крайнего легкомыслия. Но влюбиться в него, полюбить его — это просто преступная небрежность.
А если вспомнить о том, как я издевалась над женщинами, которые влюблялись в Дэниела последние десять — пятнадцать лет? Разве могла я вообразить, что со мной случится то же самое? Из всего этого наверняка можно вынести серьезный урок типа: «Не дразни, да не дразним будешь». Ну, что-то в этом духе.
Способность трезво мыслить покинула меня, не выдержав напора острой, разрывающей душу боли и дикой, сводящей с ума ревности.
Хуже ревности был страх, что я потеряю Дэниела навсегда. Он уже так давно ни с кем не встречался, что я стала привыкать к мысли, что он — мой.
Большая ошибка.
Из возможных на данный момент шагов я сделала самый дурацкий: я позвонила ему.
Только он мог успокоить мою боль, даже если он сам и был ее источником.
Да, необычная ситуация: я собиралась поплакаться другу в жилетку из-за своего разбитого сердца, хотя сердце мне разбил собственно владелец данной жилетки. Но я редко попадала в нормальные ситуации.
— Дэниел, ты один? — Я ожидала отрицательного ответа.
— Да.
— Можно приехать к тебе?
Он не сказал: «Уже поздно», или «Чего тебе надо?», или «А нельзя подождать до завтра?»
Он сказал:
— Я сейчас заеду за тобой.
— Не надо, — возразила я. — Я возьму такси. Скоро буду.
— Куда ты собираешься? — Моя попытка незаметно выскользнуть из квартиры провалилась. Карен не проведешь.
— Никуда, — сказала я с некоторым вызовом. Горе притупило мой страх перед Карен.
— Куда это никуда?
— Просто никуда.
— Ты едешь к Дэниелу, да?
Она была либо очень восприимчивой, либо параноидально помешанной на Дэниеле.
— Да. — Я смотрела ей в глаза.
— Дура, тебе не на что надеяться.
— Знаю. — Я сделала шажок по направлению к лестнице.
— И ты все равно едешь к нему? — недоверчиво и сердито спросила Карен.
— Да.
— Ты никуда не поедешь, — рявкнула Карен.
— Кто это сказал? — Я уже была на середине лестничного пролета, и мне это прибавило смелости.
— Я тебе запрещаю, — взвизгнула она.
— Я еду.
От ярости Карен светилась и искрилась. Ей было трудно говорить.
— Немедленно вернись, — смогла она выговорить наконец.