Сказано это было достаточно громко для того, чтобы услышал и Шейн. Он вздрогнул.
— Вы знаете, о чем я! — хитро подмигнула нам Мередия и жестом указала себе куда-то пониже живота. После чего схватила онемевшего от ужаса Шейна за руку и потащила его к стоянке такси.
Шейн, чуть не плача, бросил на нас умоляющий взгляд, но что мы могли сделать? Ягненка вели на заклание!
На следующий день разразился сущий ад: Мередия и Меган сообщили всем и каждому о том, что я выхожу замуж. То есть они сообщили об этом не всем и каждому, а только Кэролин, нашей секретарше из приемной. Но этого было более чем достаточно.
Мередия и Меган решили, что раз предсказания миссис Нолан исполнились для них, то они исполнятся и для меня — невзирая на то, что у меня даже не было бойфренда.
Конечно, потом они извинились и сказали, что не имели в виду ничего плохого и что на самом деле они просто пошутили и так далее и тому подобное. Но к тому времени дело было уже сделано: в моей голове поселилась идея, что, может быть, и не так уж плохо было бы завести бойфренда, задушевного друга, с которым я чувствовала бы себя в безопасности, с кем могла бы поделиться и горем, и радостью.
И эта мысль выпустила наружу давнишние потаенные желания. Я стала хотеть чего-то от своей жизни, а это всегда ошибка.
Но все это было еще впереди. Тем не менее в тот день я уже чувствовала себя абсолютно несчастной, и единственным хорошим моментом было то, что это была пятница.
Когда я проснулась, то оказалось, что к предстоящему рабочему дню я готова ничуть не лучше, чем в четверг. То есть я так и не постирала, и, значит, чистых трусов у меня по-прежнему не было, и поэтому мне пришлось надеть трусы Стивена, которые он забыл у меня, когда я довольно неожиданно попросила его покинуть мою квартиру три недели назад. Их я постирала уже довольно давно, имея в виду при случае вернуть их Стивену, и поэтому они были чистыми.
В метро торговый автомат (гад!) опять работал. Этот механизм, по-видимому, за что-то ненавидел меня. Он дал мне шоколадный батончик, и у меня не хватило силы воли не есть его. Я все больше убеждалась в том, что страдаю пищевым расстройством. Во вчерашних конфетах было всего сто семьдесят калорий, а в батончике их было целых двести шестьдесят семь. Или двести шестьдесят девять? Во всяком случае, их было больше, а значит, мое состояние ухудшалось. Если так пойдет и дальше, то в следующий раз я куплю двухсотграммовую плитку шоколада, а через неделю уже буду съедать по два килограмма пирожных вместо завтрака.