Как-то вечером после напряженного учебного дня Костин беседовал с курсантами 2-го дивизиона. Смотрел на ребят и чувствовал, что они чем-то удручены.
— Что вас беспокоит, расскажите? Только откровенно!
Некоторое время все молчали, потом на задних скамейках зашушукались. Поднялся невысокий с румяными щеками курсант — старший сержант Геннадий Позняк.
— Товарищ полковник, нельзя ли тех, кто пришел из спецшкол, выпустить раньше? А то так и война закончится!
— Курс надо пройти полностью, — коротко, без лишних объяснений ответил начальник училища.
Его ответом курсанты были огорчены. Ах эти буйные ребячьи головы! Им не терпится скорее попасть на фронт.
Полковник Костин что-то вспомнил и не мог скрыть улыбку. Курсанты притихли.
— В двадцатом году я был таким же молодым и рвался на фронт. Помню адъютанта нашего дивизиона. Небольшого роста, лет тридцати пяти, с темной бородкой и лихо закрученными вверх усами, — начал разговор полковник. — Адъютант прошел перед строем, остановился, не спеша вытащил из кармана очки и принялся читать приказ. Читал он медленно и, дойдя до четвертого параграфа, еще раз окинул взглядом строй красных командиров, потом продолжал: «Командиров взводов Костина Ивана и Рушанга Карла за недисциплинированность и дерзкое требование отправки на фронт взять под арест. Первого на пять суток, второго на трое суток с содержанием на гарнизонной гауптвахте.
Параграф пятый: предупредить весь командный состав запасного артдивизиона, что в случае повторения назойливых просьб об отправке на фронт к виновным как к дезорганизаторам дисциплины будут приняты более суровые меры».
Может быть, и мне так поступить?
Курсанты заулыбались. Между начальником училища и его питомцами установилось полное понимание.
Проходя по учебному плацу, Костин встретил Михаила Гиммельфарба. Оглядываясь по сторонам, тот подошел поближе к Костину и очень тихо сказал:
— Товарищ полковник, я только что был в штабе и слышал, как дежурный по училищу принимал телефонограмму от начальника Главного артиллерийского управления Красной Армии. Вас вызывают сегодня в Москву, к двадцати часам.
— Ну и что же? Почему такая таинственность?
— Так это же на фронт направляют. Пожалуйста, не забудьте меня и Николая Петрова взять с собой, — как-то очень просительно проговорил Гиммельфарб и, видя, что не реагируют на его просьбу, добавил: — Если не на фронт, то почему же вызывают так поздно?
Костину не понравилась его назойливость, и он приказал ему отправляться в свою батарею, заметив при этом:
— Я же вам говорил, что всюду будете со мной!