– собственно, через сто метров после дома-музея сворачиваю на ту самую площадь, захожу в «У Черта» за кофе, а дальше – мимо ПС и – вуаля! – я на работе.
* * *
Что же касается личной жизни, я трижды пытался завести отношения с женщинами. С первой своей девушкой я познакомился именно в «Черте»; это случилось как раз после того случая, когда меня выгнали из дома-музея Ликеева. Не знаю, что на меня нашло тогда: мне понравилась девушка, я просто взял и пригласил ее на свидание, а она взяла и согласилась. Ее звали Лена, и мы встречались три месяца и двадцать два дня, за это время мы сорок один с половиной раз занимались сексом, и четыре раза ссорились в пух и прах, в последний раз ее взбесила моя привычка подсчитывать все, что я делаю, включая коитус. В конце концов она назвала меня «скользким» и «холодным» и хлопнула дверью. И если с холодностью я готов был согласиться, то «скользкость», на мой взгляд, – это сильное преувеличение.
Нет, правда, а почему людей так бесит моя привычка подсчитывать все, что со мной происходит? Это мой способ сохранять контроль, бороться с энтропией, что в этом плохого?
Вторую мою девушку звали Виктория, и с ней я познакомился однажды в декабре. Она навернулась на льду и больно ушибла колено, – случилось это как раз напротив дома-музея Ликеева, что натолкнуло меня на довольно странные размышления о том, как много места занимает этот несуществующий писатель в моей жизни. Я помог девушке подняться и отвез на такси в больницу.
Мы встречались с ней пять месяцев и двадцать четыре дня, и все это время я тщательно скрывал от нее свою привычку все подсчитывать, потому что к тому времени понял, что женщин это дико бесит; особенно подсчет количества сношений (в скобках замечу: опытным путем я выяснил, что слова «сношение» и «коитус» их тоже бесят). С Викторией у нас не сложилось вовсе не потому, что я был «холодным» и «скользким»; она нашла во мне другие недостатки. Я был для нее недостаточно мужественным: не мог забить гвоздь, починить дверную ручку, прочистить засор, отрастить бороду, отремонтировать стиральную машину, перестелить и отциклевать паркет – короче, мужчина, в ее понимании, – это такой волосатый, вонючий чернорабочий, который спит в обнимку со своим ящиком с гаечными ключами и отвертками. И каждый раз, когда я предлагал вызвать специалиста, она презрительно смотрела на меня; не знаю, что у нее там за проблемы были с отцом, но в какой-то момент мне все это настоебело, и я сам предложил ей свалить из моей жизни и, чтобы сохранить симметрию своих отношений, назвал ее «холодной» и «скользкой».