Мы с Олей не возражали – мы понимали: у Грека очередной период «вселенской тоски», – когда с ним такое случается, он начинает творить всякие глупости: выдумывает себе новые проекты, вляпывается в неприятные истории или же отправляется на край света, где лезет под пули ради красивого кадра, – в общем, все что угодно, лишь бы «не сдохнуть от скуки». Вот и сейчас то же самое, все бросил на нас и уехал в Гонконг, расследовать долбаное «дело о двойниках».
И я бы рад сказать, что он вернулся ни с чем, но все гораздо хуже. С ним что-то случилось там. Приехал весь зашуганный. О том, что случилось, рассказал с неохотой. Пансионат, говорит, так и не нашел, но было постоянное ощущение, будто за ним следят – одни и те же люди попадались на глаза в разных деревнях, даже не пытались прятаться. Пару раз прокалывали колеса. А в один из дней и вовсе напали какие-то бугаи. Отбился чудом, под рукой был электрошокер. Когда шарахнул током одного из нападавших, тот явно заматерился на русском.
Очень беспокоюсь за его состояние. Мне кажется, это что-то психическое уже. Естественно, все эти события он интерпретирует как доказательства своей правоты.
Клянусь, еще чуть-чуть – и напишу заявление об уходе. Надоело все.
[1 сентября 20ХХ]
Законных оснований для закрытия «Осмоса» у них нет. Прибегнуть к незаконным они не могут. Пока. Железную пяту система еще не отрастила, но все последние законы уже имеют отчетливый металлический привкус. Гайки закручиваются, я это кожей чувствую. Могут прийти ночью с обыском. Доходит до абсурда: недавно у Грека дома во время обыска нашли комикс Арта Шпигельмана «Маус». На обложке была свастика, и полицаи угрожали ему, что заведут дело по статье «экстремизм» за хранение материалов «такого характера».
[27 января 20ХХ]
Прям под новый год из офиса выгнали. Каково, а?
Ничего не писал целый месяц, нет сил. Очень устал. Очень. Все это выматывает. Психосоматика началась: перхоть и зубы болят. Весь январь в домашних условиях пашем, без зарплат и гарантий. Два дня назад все же нашли новое помещение – практически ушли в подполье – на цокольном этаже, в старой типографии. Двоюродный дядя Грека позволил нам разместиться в каком-то аварийном здании. Чуть ли не в подвале. Грек говорит, летом здесь было жарко; может быть, но зимой – холодно (стены покрываются инеем), пахнет бумажными книгами и типографской краской, офсетной печатью – такая вот ностальгическая обстановка. Окна маленькие, узкие, похожие на амбразуры, и в них без конца мелькают ноги-ноги-ноги (ну, цокольный этаж же). Столы наши располагаются прямо здесь, между вышедшими из строя типографскими станками («Тут есть какая-то метафора», – говорит Грек, шагая между ними, звеня мелочью в карманах).