— Ну, а о тебе-то она не забыла? — продолжала Ритка. — Тебя-то она поздравила?
Твердый рот Андрея опять тронула усмешка.
— Купила рубашку, еще там что-то. Пуловер, что ли… Я, признаться, еще не посмотрел.
Это было непонятно. Другое дело, если бы у Андрея не было денег. Убахали столько на этот ресторан! Да и в «берлоге» ни один вечер не обходится без бутылки. Если даже они остаются вдвоем. И еще Андрей любит поесть. Ритка никак не могла к этому привыкнуть, все поражалась: как можно столько съедать? Андрей уже перестал посылать ее в магазин, первое время он делал это и каждый раз злился:
— Что ты купила? Баклажанная икра! Разве это еда? Ты бы еще манной кашки принесла! Купи корейки, грудинки или балыка, колбасы… А не будет ничего такого, возьми хотя бы кусок мяса. Или яиц десятка полтора. Сварганим яичницу.
Конечно, Андрею просто-напросто не пришло в голову приготовить им — Ритке и матери, хотя бы какие-нибудь скромные сувениры. Деньги тут ни при чем. Но странно, он не испытывал при этом никакого чувства неловкости!
Она так много думала об этом, что в конце концов ее осенило: Андрей не понимает, не догадывается даже, что кто-то из окружающих может нуждаться в его внимании. Вот как человек, лишенный слуха, не слышит, слепой — не видит… При мысли об этом ею вдруг овладела такая жалость к Андрею, что она простила ему все. С этого часа она словно сразу, вдруг, внезапно повзрослела. Во всяком случае, в ее отношении к Андрею теперь появилось что-то от старшей сестры, за каждым его словом, поступком она видела теперь эту его слепоту. Она не знала, что такое явление называется душевной, нравственной неразвитостью, но видела ее, эту неразвитость, и жалела Андрея, как жалеют горбатого или одноногого человека.
И все же… Порой в «берлоге» собирались одни парни. Пили, курили и очень много спорили. Чаще всего о марках автомашин, мотоциклов, магнитофонов. От этих споров у Ритки начинала болеть голова. И еще ее удивляло, как можно столько времени, по пять-шесть часов, тратить на пустопорожние разговоры?
Кипятила для приятелей чайник, бегала в магазин за колбасой и водкой. А потом, когда они расходились, мыла заплеванный и затоптанный пол. Совсем как мать после попоек отца с «дружками». Это было настолько похоже, что старалась не думать об этом.
Боялась думать. Боялась, что если обдумает, захочется что-то изменить. А что можно изменить? Да и что у нее останется, если она перестанет бывать в «берлоге»? Школа? Она все больше отвыкает от школы и всего того, что связано со школьной жизнью. Книги и те совсем забросила. А когда-то не могла обойтись без них и одного дня.