Лена помолчала, длинноносое, большеротое лицо озарила мечтательная улыбка.
— Знаешь, самое важное — научиться. Тогда все становится легко. И интересно. Я отсюда пойду только в ателье. На индивидуальный пошив. В ателье сейчас такие лекала присылают — закачаешься! Самые что ни на есть моднейшие. Такие костюмчики буду делать — весь город ко мне очереди будет занимать. А ты, — прервала себя Лена, — ты кем собираешься стать? Я раньше все артисткой мечтала, дурочка!
— Господи, какие из нас артисты! — по-старушечьи вздохнула незаметно присоединившаяся к ним Зойка. Поправила линялую косынку. — Артисты — это… это такие люди! Большие.
Лена фыркнула:
— Сразу, что ли, становятся большими? Скажешь тоже!
Они заспорили. Не вмешивалась в их разговор. Лена с Зойкой жили уже той, будущей жизнью, которая должна была начаться у них за стенами ПТУ. Рассуждали о жизни вообще. А она все еще не могла преодолеть своего отвращения ко всему. Или она просто-напросто избаловалась за те полгода, что прошли рядом с Андреем? Недаром же говорят: с кем поведешься… Возможно, что и так!
Одним утешением в эти дни стала книжка стихов Вероники Тушновой. Столько в ней душевной боли и горечи, простых, понятных чувств! И хотя в стихах говорилось главным образом о любви, ей, Ритке, казалось, что это ее боль и горечь.
— Ты что-нибудь выучишь к вечеру? — допытывалась Майя.
А ей и учить было не надо, помнила каждую строчку наизусть.
И вот этот вечер лирического стихотворения. Вторым отделением был объявлен концерт. Так было написано в афише, которую вывесили в столовой.
12
Баритон Коршунов снова предложил проводить ее, добавил:
— Почему вы так упорно сопротивляетесь, когда кто-нибудь из нас предлагает вам свои услуги? Страшно же, должно быть, добираться ночью через весь город?.. Или вы боитесь, что я вас съем?
— Вроде бы старовата я для Красной Шапочки, Олег Иванович, а? Вы не находите?.. Просто такой уж я нелюдимый человек. Отсюда и все остальное.
Ее и в самом деле считали в коллективе театра не то чтобы нелюдимой, а не очень общительной, замкнутой, даже суховатой. Никогда не принимала участия в пирушках по разным поводам, отговариваясь занятостью. Придерживалась правила укладываться спать не позже половины первого, чтобы утром подняться со свежей головой.
Что же касается провожаний… Позволить проводить — значит стать обязанной, дать повод для надежды на что-то. Давать такого повода, таких надежд не хотелось. И это совсем не означало, что люди, работающие рядом, были все так уж неприятны и безразличны. Совсем нет! Некоторые нравились и как люди, и как артисты. Но и только. Так, держась немного па расстоянии, было легче уберечь свое время для работы.