Грачева опустила голову, но голос прозвучал твердо:
— И не все вовсе… И потом, у Гали совсем другое…
Видимо, ее оскорбили его слова. Маленький яркий рот надменно сжался, обозначилась четкая линия подбородка, успел еще подумать: «Красивая будет девушка!» Грачева поднялась.
— Извините меня. Я думала… я хотела… Ну, раз нельзя… Только не говорите Гале, что я рассказала. Я очень прощу.
Поднялся проводить ее до порога, кивнул успокаивающе:
— Понимаю. Ты не беспокойся… Видишь ли, наши девочки почему-то забывают, что за каждый свой поступок человек должен отвечать… Мы подумаем, разберемся. А пришла ты очень кстати, спасибо, что пришла, поделилась.
Прежде чем отправиться в учительскую, посидел один. Грачева всегда избегала его, сторонилась. И вот пришла. Ей очень хочется помочь Дворниковой. А ведь в свое время ей от Альмы досталось.
Галя… Как непривычно звучит по отношению к Дворниковой это имя! Все привыкли: Альма да Альма!
Бросил взгляд на часы и заторопился в учительскую. Его рассказ произвел впечатление. Всегда ироничная, лишенная какой-либо сентиментальности, Маргарита вглядывалась каждому в лицо.
— Как могла мать, женщина написать такое? Объясните мне. Теперь я понимаю, почему Дворникова так поддалась Элеоноре. Тогда-то они и подружились. А Грачева, смотрите, не припомнила зла.
Разговор о Грачевой зашел весьма кстати. Признался, что Грачева была настроена к нему не очень доброжелательно. А сегодня и обиды свои забыла.
— И все же, как быть с Дворниковой? — напомнила Серафима. — Вызвать ее мать?
— Вряд ли мы ее одним разговором перевоспитаем, — высказала сомнение Майя. — Если она такая кукушка. Вообще, по-моему, надо начать все же с Богуславской. Как и было решено. Конечно, Дворниковой и Лукашевич тоже надо было думать, на что идут.
— А если конкретно? — как всегда, уточнила завуч. — Как мы с ними поступим? Не пора ли от разговоров перейти к делу? На носу окончание учебного года. Будет не до этого, Богуславская, видимо, уже решила, что ей все сошло с рук.
— Нет, не решила, — скромно вставила в разговор свое мнение Любовь Лаврентьевна. Она только что вошла, разрумянившаяся от быстрой ходьбы. — Богуславская мечется, злится. Отвернулись от нее девчонки. Лукашевич она сама, было, оттолкнула, а Татьяне что? Птичка певчая, она и без Элеоноры так же хорошо обходится. А Дворникова, видать, уже только о выпуске и думает. Мастера и раньше ее хвалили, а теперь и вовсе… Мечтает на разряд повыше сдать. Не до Богуславской.
— Ее зовут Галей, — невольно поправил он, — Дворникову.
— Галя, да, — кивнула Любовь Лаврентьевна. — Вот и выходит, осталась Элеонора одна. Очень ей хотелось почему-то Грачеву себе заполучить. Уж не знаю, почему. Да не вышло. А теперь она и вовсе бы не прочь. Чтобы доказать всем. Знаете ведь, какая она самолюбивая? Только не тот орешек Грачева, не раскусить Богуславской его. Не по зубам.