Тогда, после концерта, женщины остались в учительской допивать чай с черемуховым тортом, Бенедикт Вениаминович заторопился домой, а он отправился к себе в кабинет вызвонить такси. Было решено, что сначала такси развезет по домам учительниц, а потом УЖ он проводит на этой же машине домой Дину.
Прощаясь, женщины сказали ей:
— Хочется надеяться, что вы у нас не последний раз. Девчонки уже мечтают о новой встрече с вами. Чтобы вы приехали и рассказали, как стали артисткой. Отогрели вы их.
Майя добавила:
— А на столе пусть все останется как есть. Утром приберем.
Попрощавшись с учительницами, Дина заторопилась налить ему чашку чая.
— Еще не остыл. Вы успеете выпить, пока машина вернется.
Чтобы не обидеть ее, сделал несколько глотков, но тут же поднялся, прошелся между столами. Погасил верхний свет, оставив только настольную лампу. Пестрые чайные чашки на белой скатерти красиво поблескивали золотым узором. И лицо Дины в полумраке казалось совсем юным: тонкое, большеглазое. Волосы ей в парикмахерской уложили в высокий шиньон. Эта праздничная прическа была очень к лицу ей. Сказал об этом, добавив:
— Спасибо вам за все, что вы сделали для моих девочек. Теперь вы видели, они очень нуждаются в этом.
— Да, — кивнула Дина. — Вы рассказывали, я представляла и все же увидеть — это совсем другое… Подумать только, и вы приходите сюда каждый день! И дома… вы забываете о них дома? Конечно, нет!
Дома… Если б Дина только знала, как у него дома! Заговорил было об этом и по мере того, как он говорил, лицо Дины, еще только минуту назад, нежное и кроткое, становилось все строже, холоднее.
Она заметила, что он, должно быть, и не пытается тут что-либо изменить. Это ее замечание, высказанное к тому же каким-то отчужденным голосом, задело: и она еще его уговаривает! Если б она только знала, как это тошно, как… И вообще, почему его все воспитывают? Жена, Решетников, а теперь вот и она, Дина. Неужели он не может поступать, как ему заблагорассудится? Он не мальчик уже, в конце-то концов!
Теперь, стоя перед озадаченной задумавшейся Светланкой, ответил себе: нет, не может! Не должен! Не имеет права! Потому, что обязан думать еще и об этих вот людях, которые рядом с ним. Дина права. Что ж, он еще поговорит с женой. Для него самого это важнее, чем для кого-либо другого.
— Пошли, — напомнила дочь. — Я тебя сейчас сама ужином накормлю. А душ примем. Все равно же надо.
Открывая перед ней дверь и пропуская ее впереди себя, подумал, согретый благодарностью: «Хорошо, что она у него есть. Что она рядом!»
14
Собрание наметили на субботу, чтобы поговорить без спешки. Серафима настояла: