– Ты уверена?
– Я не слышала всю запись, но Карин находилась в автобусе.
– Что это за кассета?
– Внутренние переговоры в передвижной телестудии за весь вечер, микрофон видеорежиссера оказался включенным.
– Почему ты думаешь, что это сделала Карин Беллхорн?
– Она ругалась с Мишель после трех ночи.
– Это наверняка произошло до убийства. Там слышен выстрел?
Анника молчала, смущенная.
– Я не знаю, не слушала все. Что Карин сказала вам?
– Мы допросили ее, поскольку Джон Эссекс сообщил, что она находилась в автобусе. Она призналась, что была там, но, по ее словам, ушла задолго до трех. Зато она видела Анну Снапхане снаружи, когда возвращалась в свою комнату.
У Анники перехватило дыхание.
– Это неправда, – сказала она. – Это не могла быть Анна.
Голос комиссара стал сухим:
– Мы исключили всех подозреваемых, кроме троих. Карин, Анны и Джона. Из них самым трудным оказался допрос Анны, она хитрила больше всех, больше всех лгала. Кроме того, продемонстрировала массу физических симптомов, которые выглядели дьявольски подозрительно: потела и теряла сознание.
– Она же ипохондрик, верит, что вот-вот умрет, – сказала Анника, дрожа и страдая от удушья. – По-твоему, я стала бы защищать убийцу?
Полицейский не ответил, предпочел оставить скепсис при себе.
– Что говорит Карин? – спросила она.
– Она забрала Эссекса, и они покинули автобус вместе.
– А что говорит он?
– Не помнит. Вообще был дьявольски высокомерен. Ты хочешь сказать, что Карин Беллхорн осталась в автобусе после того, как Эссекс вышел?
– Именно так.
Комиссар молчал несколько мгновений.
– Где я могу получить эту ленту?
– На «Зеро Телевидении». Я сейчас там. У них через несколько минут начнется что-то вроде пресс-конференции и встречи, посвященной памяти Мишель.
– Карин тоже там?
– Я видела ее полчаса назад.
Комиссар прервал разговор.
Анника постояла еще несколько минут, ветер трепал ей волосы, как бы лаская и успокаивая.
Кладбище Марии Магдалины утопало в солнечных лучах, хотя они вряд ли принесли с собой много тепла. Ветки деревьев вздрагивали и прогибались от каждого нового порыва штормового ветра, пытавшегося сорвать с них зеленый наряд.
Томас, еще до конца не пришедший в себя после утренней встречи, стоял у окна. Он пропустил обед, выпил три банки колы и бутылку минеральной воды. Переживания не лучшим образом сказывались на кишечнике.
Как получилось, что его жизнь стала напоминать дурной сон? Почему он потерял способность ценить самое важное и уникальное в ней? Не мог больше смотреть на Аннику и детей таким же образом, как раньше? И с чего вдруг стал воспринимать Элеонору как идеал женщины?