Теперь-то они не смогут разжаловать ее снова.
Шеф канала внимательно посмотрел на нее, презрительно фыркнул:
– Карин предупреждала меня, говорила, что ты возьмешь свое при первом же удобном случае. Она правильно делала, что не давала тебе ходу. Как ты можешь пользоваться такой ситуацией?
– Не тебе это говорить, – отрезала Анна.
Анника остановилась, выйдя на улицу. Двери «Квельспрессен» закрылись у нее за спиной. Она отдыхала от шума кондиционеров и бумажной пыли. Облегчение водопадом разливалось по телу.
Ее отпустили в отгулы на восемь дней.
Она жадно ловила ртом свежий воздух, щурилась на солнце, чувствовала его тепло. Обнаружила, что ветер стих. На смену холодному фронту из Атлантики пришло тепло из России. Она сняла свитер, позволила лету ласкать ее кожу, волосы. Забросила сумку на плечо, медленно пошла в сторону парка «Роламбсхов». Вдыхала испарения теплого асфальта, впервые в этом году благодарно улыбалась природе за столь приятный день. И та отвечала буйством красок и запахов, жужжанием насекомых и пением птиц.
Позади нее исчезли в туманной дымке газета и Мишель. В редакции царила неопределенность. Торстенссон по-прежнему сидел, запершись в своем кабинете, а Шюман пребывал в прострации. Ходили слухи об экстренном заседании правления.
Она не смогла написать о встрече, посвященной памяти Мишель, поскольку невольно стала активным участником прямой трансляции. Вместо этого Хеландер взял у нее интервью. Странно, конечно, но ничего не поделаешь.
– Почему ты устроила допрос Карин Беллхорн? – спросил он среди прочего.
– Я знала ответы на мои вопросы, – сказала Анника. – И хотела, чтобы другие узнали их тоже.
Это была одна часть правды, вторая касалась Анны Снапхане.
– Спасибо, – прошептала ей Анна в коридоре за конференц-залом. – Ты спасла меня, иначе я навечно осталась бы душегубом в сознании людей. Не имеет значения, кто сделал это, все помнили бы следующее: «Хм, Анна Снапхане, это же на нее указали как на убийцу по телевизору?»
Риддарфьерден сверкал как зеркало, состоящее из тысяч фрагментов, живое и пребывающее в постоянном движении. Аннике даже пришлось залезть в сумку в поисках солнечных очков. Но там таковых не оказалось. Она шла вдоль берега, душа пела от восторга. Щурилась так, что споткнулась о пуделя.
Голос комиссара звучал довольно мрачно, но не настолько, как она опасалась. В признании на глазах у всех нет ничего плохого, даже если оно ни к чему не обязывает в юридическом смысле.
На первом допросе Карин Беллхорн стала говорить о случайном выстреле, сделанном по неосторожности, что мало походило на истину.