Если бы я успел притормозить лошадей, весь удар без остатка пришелся бы по ногам Орфнея. Четверка поняла это хорошо – и впервые воспротивилась руке колесничего, продолжая стремиться вперед, хотя я натягивал вожжи.
Впереди с треском разверзлась земля. Один из притоков Флегетона змеей переполз дорогу, открыв трещину в десять шагов шириной.
Кони, мотая головой, рванулись было свернуть с тропы, но стигийская тварь – помесь дракона и льва – не отставала, лаской стелилась следом по притоптанным асфоделям, норовила достать…
Раздался скрежет, потом треск под днищем (значит, все-таки ось), колеса брызнули в стороны, укатились, блестя спицами, а колесница с силой ударилась о дорогу. И одновременно с ударом я подпрыгнул, шагая сквозь густой от злорадства воздух вверх и вперед, на переднюю кромку колесницы, и разом выхватывая из ножен на поясе кинжал.
Хорошо хоть – хитон короткий, а вот фарос в ногах путается.
Бронзовая капля мягко прильнула к ладони, миг я удерживал равновесие, а потом полоснул постромки и одновременно выбросил из кулака поводья.
Квадрига, махнув аспидными хвостами, с ржанием умчалась вперед, а колесница зашаталась и стала заваливаться на левый борт, скрежеща боками по камням.
Выбора не было: я шагнул на дорогу, заслоняясь колесницей от нетерпеливой алой пасти, лоснящейся лунно-желтой шкуры и янтарных глаз. Приток Флегетона был близко, от него тянуло жаром, но я встал на его краю, лишь немного оцарапав колени. Да еще порвал плащ. Второй за день.
Адамантовые когти проехали по борту упавшей колесницы, взметнулся драконий хвост – стигийский жилец махнул через груду бронзы, яростно дыхнув пламенем.
А от того, во что недавно была впряжена моя квадрига, ухмыльнулись две собачьи морды пониже острий на двузубом копье.
Двузубец валялся возле колесницы, такой же бесполезный, как она сама теперь: между ним и мной лежали пасть, янтарь глаз и адамант когтей, и огненное дыхание, и предвкушение мира – пропасть хуже Тартарской.
А меч я перестал носить дней пять назад, и в руке – короткий зуб кинжала.
Позади – приток Флегетона дразнится тысячью горячих языков: «Бе-бе-бе, Кронид, бежать-то некуда!»
И сведенная, сжатая в плотные складки ткань мира лежит так, что через нее не шагнешь, не уйдешь…
Посейдону придется немного подождать брата. Надеюсь, это стигийское отродье тут одно-единственное.
Если так – то они все же не рассчитали, что я на войне и не таких навидался.
Воздух хлынул в грудь в ровном вдохе, глаза сделались глазами Убийцы – ледяными и ничего не подсказывающими противнику, отчего противник сразу становится жертвой, сколько бы у него не было зубов, хвостов, когтей.