– За. м ты зде… ч. ло. к? – неожиданно скрипя, словно несмазанная петля произнес он тихо.
Видок понял, что говорит нелюдь, с огромным трудом.
– Случайно вышло, – решая, что потрепаться пока что лучше, чем быстро и бесславно сдохнуть.
– Э.о м. й ле., – заметил голос-скрип. – У. оди к св..м.
– Охренеть, – ошарашено выдал Демидов, – ты отпускаешь меня?
– И.и, – медленно и неразборчиво ответил лешак.
– Где люди? Я не знаю, куда идти.
– И.и по ка. ню на во. ход свет. ла, там вс. рет. шь др.г. х ч. лов.к.в. Но торопись, скоро я буду голоден, я чую, в тебе живет дух моего мира, любопытство привело меня сюда.
И лешак, развернувшись, ушел вглубь чащи.
– Охренеть, – словно заведенный, выдал опешивший Игнат.
Говорящая нелюдь не новость, но вот нелюдь, которая не добивает раненого человека, и просто уходит прочь, сообщив ему информацию, из ряда вон, такого Демидов не видел за свою жизнь. Мало того, он даже не слышал о таком, и это за четыреста лет войны с нелюдями. Несмотря на то, что произошло, Игнат понимал, что нужно сваливать, а для этого нужны ноги, а у него только одна. Тогда нужен костыль. Оглядевшись, он увидел подходящую молодую елку. Две минуты работы кинжалом, и у него есть вполне приемлемый костыль. Но одного мало, не прыгать же? На поиски второго ушло еще полчаса. Результат того стоил, передвигаться стало проще, раненая нога причиняла меньше беспокойства, правда, его самопальные костыли теперь угрожали подмышкам. До конца дня он прошел не больше трех километров. Сколько раз он упал, Демидов не считал, но когда в лесу уже начали сгущаться сумерки, он рухнул на ковер иголок и понял, что больше не в состоянии сделать ни шагу. Укрытием ему послужили два ствола, рухнувшие друг на друга. Егерь заполз в переплетение ветвей и достал руну лечения, запас сил в аккумуляторе тавра стремительно таял скорее всего это последний раз, но боль хотя бы на время отпустила, рана снова начала гноиться, и временное облегчение было очень кстати.
Ночью снова пошел дождь, укрытие оказалось ненадежным, и к рассвету Видок вымок и замерз. Сжевав еще один кусок мяса, и запив его водой, он выбрался наружу и, мерно прыгая на костылях, пошел в указанном лешаком направлении. Игнат надеялся, что нелюдь не пошутила, и он выйдет к людям. Руки и подмышки от непривычного и неудобного способа передвижения болели. Нога была все хуже, сил почти не осталось. Шли часы, мерное передвижение загоняло Игната все больше в ступор. Он не спросил у лешака, сколько идти до людей. А а вдруг далеко? Если завтра не выйдет, то уже не выйдет никогда.