О том, что у такого постаревшего задиры и шалопая, способного открыть у себя в офисном особняке не лезущий ни в какие ворота фонвизинский музей, есть в душе аптекарские весы с двумя чашками, у каждой чашки – носик, при равновесии носики соприкасаются, словно в поцелуе, и на этих весах жизнь и любовь равны, Н. раньше не знал. И не мог поверить, что нашелся на свете человек, приравнявший свою жизнь к любви другого человека, уж больно это было странно.
И все же он позволил себя уговорить. Не имея ни малейшей надежды на успех, рано утром, затемно, он сел в машину (за рулем был приятель, охранник Руслан, рядом с Русланом – хозяин, сзади, возле Н. – сумка с припасами) и поехал, сам не ведая куда.
Он смотрел в окно, почти не прислушиваясь к разговору хозяина с Русланом, и наконец задремал.
В половине двенадцатого хозяин разбудил его, шлепая по плечу сложенным во много раз планом города.
– Вставай, приехали!
– Куда? – сонно спросил Н.
– Куда надо. Руслан, тут, кажется, направо и до вокзала, а от вокзала уже проще.
Оказалось – не так уж просто, и хозяин ворчал, что время поджимает. Без четверти двенадцать они подъехали к сомнительному шедевру градостроительства, больше всего напоминавшему мятую жестяную банку из-под пива. Телестудия снимала там шесть этажей. Вокруг банки было гектара два автостоянки, казалось бы, места хватит всем, но сразу поставить машину не удалось.
Хозяин вошел в фойе первым, Руслан – следом, за ними – Н. Он не любил таких мест, он чувствовал себя среди ухоженных мужчин в мужских деловых костюмах и красивых женщин в женских деловых костюмах совершеннейшим поросенком, вывалявшимся в грязной соломе и сдуру заскочившим в человечье жилье. Ожидание грязной метлы, которой вот-вот погонят обратно на двор, было в Н. неистребимо.
Хозяин обернулся.
– Вот только попробуй! – нехорошим голосом предупредил он. – Поймаю и за шкирку понесу, как кота-засранца.
Как он понял, что Н. собрался сбежать, было уму непостижимо.
Руслан, товарищ сообразительный, встал так, чтобы бегство для Н. стало совершенно невозможным.
– Ты мужчина или не мужчина? – тихо спросил хозяин. – А раз мужчина, то добывай свою женщину хоть как. Про хрустальные венцы плакался? Ну и вот, соответствуй.
Н. ужаснулся – и про это рассказал?! Хорошо же его хозяин напоил… Но отступать действительно было некуда.
Но что можно сказать женщине, которая перестала отвечать на письма и эсэмэски? Спросить: что случилось? И получить ответ: некогда было? Стоило ради такой содержательной беседы ехать за тридевять земель!
Н. никогда не объяснялся с женщинами, даже с Бульдожкой обошлось без словесных разборок. Ему дали понять, что он в доме лишний, и подготовили всю церемонию развода. Ему осталось только ходить, куда вели, и подписываться, где показывали. Н. вообще никогда и ни с кем не объяснялся, если на него повышали голос – исчезал.