— У нас как в договоре записано? Мы должны сдать нефтепровод к пятнадцатому марта. Так ведь? А сегодня что? Сегодня только пятое сентября. До окончания срока еще шесть с половиной месяцев. Все мы успеем, все мы сделаем.
— Ви дольжен делать один килеметр в день, — все также раздраженно сказал Голби. — Даже если будет плехой погода. А сейчас сколько?
— Мы не по километру, по три в день делать будем, — убежденно сказал Шумейко. — Вы знаете, сколько я таких трубопроводов как этот построил? Не одну тысячу километров.
Голби достал из внутреннего кармана куртки калькулятор, нажал на несколько кнопок, что-то подсчитывая. Потом поднял глаза на Шумейко и сказал:
— Один день задержки пуска и ви будет плятить тридцать пять тысяч долларов неустойки. Каждый день тридцать пять тысяч долларов.
Он холодно посмотрел на Шумейко и неторопливо засунул калькулятор в карман. Начальник участка опустил голову. После этих слов иностранец еще больше не понравился Димке. Ему стало жаль своего начальника и он сказал:
— А что если мы забастовку объявим?
— Как забастовку? — испуганно вскрикнул Голби.
— Обычно, — ответил Димка. — Так же, как это делают у вас.
— Для забастовки нужен повод, — сказал Голби.
Он произнес эту фразу так хорошо, что Димка подумал: этот иностранец знает русский гораздо лучше, чем пытается говорить на нем.
— А нам никакого повода искать не надо. Будем работать по восемь часов согласно нашим русским нормам. И вы этот нефтепровод не только к пятнадцатому марта — к пятнадцатому декабря следующего года не получите.
Голби испуганно посмотрел на Шумейко. Тот пожал плечами: дескать, чего ты слушаешь этого обормота, и пошел к машине. Голби и его спутник, так и не произнесший ни единого слова, очевидно потому, что не знал русского, направились вслед за начальником участка.
— Работай! — уже садясь в машину, махнул рукой Димке Шумейко. — Вернешься на базу, мы с тобой еще поговорим.
«Уазик» недовольно фыркнул, кособоко развернулся и, оставив около бульдозера синее облако выхлопа, покатил назад. Димка в задумчивости остановился, дожидаясь, пока машина не исчезнет из вида. Его не зря удивила хорошо произнесенная по-русски последняя фраза иностранца. Еще пять лет назад настоящее имя Фила Голби звучало как Филипп Остапович Голобейко.
Сидя в машине и искоса поглядывая на Шумейко, Голби думал: «Подлая страна. Подлый народ. Им же стараешься сделать лучше, а они норовят плюнуть в рожу. Без меня этот бульдозерист шарился бы по мусорным бачкам у подъездов и само слово «забастовка» не мог вспомнить».
7