Гудков задумчиво посмотрел на медвежью тропу и спросил:
— Неужели мы отпустим такую шкуру?
— Ты, что, хочешь идти за ним на лыжах? — спросил Шумейко.
— Зачем на лыжах? — удивился Гудков. — Мы его с вертолета хлопнем.
— Слишком дорого обойдется, — сказал Шумейко и полез в вездеход, чтобы возвратиться на трассу.
17
Зима в этот год выдалась суровой не только в Сибири, но и во всем северном полушарии. В нью-йоркских трущобах никогда не знавшие холода посиневшие негры, стуча зубами и содрогаясь от ужаса, прислушивались к вою метелей. В такую погоду они боялись выскочить даже в соседний магазин за бутылкой рома.
В Голландии — к не меньшему ужасу любителей водных прогулок на фоне ветряных мельниц — замерзли каналы. Оставшиеся на зимовку дикие утки вылезли на берег и, сбившись в стайки, сидели, угрюмо нахохлившись и все время поджимая от холода то одну, то другую лапу.
Солнце, отражаясь от чистого, словно отполированного льда, резало глаза. Один русский эмигрант, надев мерлушковую ушанку и, обмотав шею длинным шарфом с развевающимися концами, решил прокатиться на коньках по каналу, но провалился и утонул. Его выловили только на следующий день. Недалеко от этого места, распугав уток, всю ночь выла невесть откуда взявшаяся собака. Об этом целую неделю писали голландские газеты.
— Ну что, Наденька, наконец-то дождались настоящей зимы и мы, — говорил Фил Голби, сворачивая газету с сообщением о гибели эмигранта и поглядывая на колышущееся пламя в камине. Составленные шалашиком сухие поленья слегка потрескивали, когда огонь, лизавший их бока, вдруг вспыхивал, отбрасывая на стены желтые блики.
Надя стояла спиной к камину и молча смотрела через прозрачное окно в сад, где среди подстриженной под гребенку травы бродил черный дрозд, пытаясь отыскать на замерзшей земле не успевшего спрятаться от холода червячка. Фил в последнее время взял дурную привычку садиться с утра к камину со стаканом виски в руках и, уйдя в себя, молчаливо и задумчиво смотреть на огонь. Заработав большие деньги, он потерял всякий интерес к бизнесу. Когда Надя начинала упрекать его в этом, он все время отвечал:
— Будет у нас на десять миллионов больше или меньше, какая разница?
Свою вину в появившемся безразличии мужа к делам чувствовала и она. У Фила пропал стимул к обогащению. Были бы дети, может быть все было по-другому. Но еще девчонкой Надя пролетела на школьной вечеринке с одним шалопаем, забеременела, родители помогли сделать аборт. Избавившись от ребенка, других детей иметь она уже не могла. А Фил, между тем, все чаще и чаще напоминал ей о детях. Надя отговаривалась: