— Как я в тайга без сопака буду? — сидя на табуретке, горестно вздыхал Пырчин и хлопал себя ладонями по бедрам.
В это время у дверей вагончика заскулил Кузя. Пырчин насторожился. Димка открыл дверь и щенок лохматым клубком вкатился в тамбур. Пырчин оторопело посмотрел на него, перевел взгляд на Димку и сказал:
— Будь друг, продай свой сопак. Сополь хороший дам.
Димке было жаль Кузю, который к нему искренне привязался. Поэтому он сказал:
— Зачем он тебе? Это же еще щенок.
— Каждый сопака был щенок, — ответил охотник.
И Димка отдал щенка. После окончания стройки с ним все равно надо было расставаться. Пырчин тут же забыл и про вертолет, и про медведя, достал из котомки тонкий сыромятный ремешок, привязал на него Кузю и, не попрощавшись, торопливо направился в тайгу. По всей вероятности, побоялся, как бы Димка не передумал.
Охотничья стоянка находилась от трассы далеко и Шумейко, конечно же, никакого вертолета Пырчину не дал. Больше никто ни об охотнике, ни о медведе не слышал.
— Если вам надо медвежью шкуру, можем поговорить с охотником, — сказал Шумейко задумавшемуся Ставриниди. — Километрах в двадцати от трассы живут три семьи хантов. Они только охотой и занимаются.
— Тебе не нужна медвежья шкура? — спросил Ставриниди по-английски, повернувшись к Филу.
— Нет, — мотнул головой Фил. — От нее в доме будет много шерсти, да и насекомые могут завестись. Надя этого не вынесет.
Ставриниди не ответил. Теперь он уже точно знал, что оставит Фила на трассе хотя бы на неделю. А сам это время уделит Наде в Москве.
От одной этой мысли сразу улучшилось настроение. Расхотелось думать даже о нефти. Перед глазами стояла Надя, немного бледная, с большими серо-синими глазами, точеным носиком и припухшими розовыми губками. «Господи, до чего же она хороша», — невольно подумал Хапоэль. Он повернул голову и посмотрел на торопливо убегающие за боковым стеклом деревья. Такого леса он еще не видел. Деревья утонули в мягком снегу почти по нижние ветки, темно-зеленая хвоя на них казалась распушенной и необыкновенно длинной. Одно дерево особенно привлекло его внимание. Оно было огромным, его большие разлапистые ветки были увешаны тяжелыми шишками. Машина уже проехала его, но Ставриниди, словно очнувшись, схватил шофера за плечо и повелительно крикнул:
— Стой! Стой, тебе говорю!
Шофер затормозил так резко, что Ставриниди едва не клюнул носом в переднее стекло.
— Что это за дерево? — спросил он, приоткрыв дверку и высунув голову наружу.
Шумейко обернулся и увидел кедр, с которого зимний ветер еще не успел сбить последние шишки.