После смерти матери отец остался бобылем и все тяготы хозяйки дома легли на Катины плечи. В десять лет она уже научилась подтирать полы и управляться со стиральной машиной, готовить нехитрые обеды. Стесняясь своей немоты, Катя почти перестала встречаться со сверстниками, шумные детские игры выпали из ее жизни.
Единственным ее другом был брат. С ним она разговаривала без слов. Достаточно было сделать жест или бросить в его сторону взгляд и он уже понимал, что это означает, чего она хочет. Она любила сидеть с братом на крыльце, смотреть на ровную, выкошенную отцом полянку с клумбой посередине, и слушать, как прямо у ограды поют птицы или кукует кукушка. Кукованье всегда навевало на нее печаль. Оно напоминало о страшной смерти матери, ее похоронах. В такие минуты на глаза Кати наворачивались слезы, она поднималась с крыльца, уходила к себе в комнату и, упав лицом на подушку, беззвучно плакала. Ее острые, худенькие плечи вздрагивали, слезы текли по лицу, в эту минуту она не хотела видеть никого, даже Федю.
В четырнадцать лет с Катей произошли разительные перемены. Ее плечи слегка округлились, резкие движения уступили место плавным и осторожным, крепкие ноги приобрели стройность, платье на груди стало топорщиться, словно под ним лежали два маленьких яблочка. Но особенно изменился ее взгляд. Он стал мягким и задумчивым, в нем появилась глубина, отражающая переживания обретающей зрелость души. Несколько дней назад, когда они всей семьей сидели на диване, отец, посмотрев на дочь, как бы мимоходом обронил:
— А ты у нас заневестилась. Скоро приданое собирать придется.
Катя почувствовала, как екнуло сердце, а лицо обдал нестерпимый жар. Она подумала, что отец узнал ее тайну. Закрыв лицо руками, она встала с дивана и вышла на улицу.
4
Случилось это два дня назад. Федя с Катей пошли купаться на речку. Стоял жаркий день. Белое солнце висело над самой головой, выгоревшее небо утратило синеву и было похоже на много раз стиранную, подсиненную простыню, воздух дрожал, растекаясь тягучими струями, а песок был горячим, как раскаленные угли. Спастись от такой жары можно было только у реки.
Катя сбросила на песок цветастый ситцевый сарафан, с разбегу прыгнула в воду и, выбрасывая вперед руки, размашисто, по-мальчишечьи поплыла к другому берегу. Речка была неширокой, но с быстрым течением и глубокими омутами. На дне било несметное количество ключей, поэтому вода в ней состояла как бы из двух разных слоев — верхнего, теплого, и нижнего — обжигающе холодного. Катя хотела нырнуть в глубину, чтобы обжечься холодом родников и потом с уханьем выскочить на поверхность, но раздумала. После ныряний приходится долго сушить волосы, к тому же они становятся непослушными, не поддаются расческе. Она с удовольствием проплыла вверх по течению, потом встала в воде столбиком и, едва шевеля руками, стала ждать, когда течение поднесет ее к тому месту, откуда она прыгнула в воду. Выбравшись на берег, она легла на раскаленный песок, закрыла глаза, расслабленно раскинула ноги и руки и отдалась солнцу. Федя сел рядом, набрал полную горсть горячего песка и тоненькой струйкой стал высыпать его себе на ногу. Искрящиеся на солнце песчинки прилипали к мокрой коже, покрывая ее тоненькой перламутровой корочкой. Вскоре ему это надоело и он тоже лег. Но полежать спокойно им не удалось. Из-за кустов тальника раздался заливистый свист.