К залу мы с Саидом и Пазылом подошли примерно спустя полчаса. Коридор буквально кишел от количества стражников и прислуги мужского пола. Судя по их взвинченному состоянию и раздраженным окрикам друг на друга, ждали они нас уже давно. Неужели Джанжуур их тут еще перед обедом собрал?
— Ведьма… — бежал впереди меня шепоток. Это слово на языке степняков я уже давно выучила и в переводе не нуждалась. Я взирала на окружающих холодно и надменно, мне даже не нужно было притворяться, воспитание и осознание собственной значимости меня всегда выручало.
— Все зло от баб! — сплюнул мне под ноги один из степняков и схлопотал удар в зубы от Саида. Удар друга был стремительнее, чем реакция Пазыла, но и тот не отставал, тут же загородил меня с левой стороны и обнажил кинжал. Я не поняла ни слова из того, что он сказал своим товарищам. Жаль, интересно было бы выучить несколько ругательств на рамхасском.
— Подожди, — остановила я Саида, который излишне агрессивно вступился за мою честь. — Пусть живет, тем более что в его жизни действительно женщины сыграли не последнюю роль. Точнее одна, которая прокляла его род, и теперь все мужчины в нем умирают насильственной смертью. Так что не видать ему старости…
— Пощади! Сними проклятие!
Мужик, которому Пазыл перевел мои слова, упал передо мной на колени. Мой телохранитель с азартом ученого наблюдал за мной и окружающими, неустанно работая переводчиком, невзирая на недовольство Саида. Друг попытался отпихнуть степняка, но где там, тот вцепился в мой подол и взирал на меня с дикой надеждой вперемешку со жгучей ненавистью.
— Нет. Не могу, да и не хочу. Твой дед надругался над невинной девой, она была почти ребенком. Он не просто ее изнасиловал, он истязал ее, превращая нежную кожу девочки в кровавые лоскуты. Именно ее предсмертное проклятие довлеет над всем вашим родом. И будет жить до тех пор, пока не останется ни одного садиста в вашем роду. Скольких женщин лично ты бил и насиловал? Молчишь? А я вижу тени всех их за твоей спиной, они требуют отмщения и справедливости. И скоро оно настанет. Фатима, Надира, Гульнара…
Я уходила, тихо произнося женские имена, которые будто сами собой возникали в моей голове. А еще там мелькали картинки, страшные и гадкие. Я не смогла бы снять проклятие, даже если бы сильно хотела, да и случайно увиденного в прошлом этого степняка хватило, чтобы жаждать его смерти почти так же сильно, как все его жертвы. Мерзкий тип, любящий причинять людям боль, как, впрочем, и все его родичи по мужской линии. Да, он ни одну из своих жертв не убил, но вряд ли они ему за это благодарны. Он мог бы изменить свою судьбу и самостоятельно снять проклятие, если бы понял, что за всю свою жизнь он не совершил ничего хорошего, что его порок — зло и с ним нужно бороться. Но такие как он о подобных вещах не задумываются, считая, что можно брать от мира все, ничего не давая взамен. Глупцы!