— Леди Рибианна, вы решили привнести новую моду?
Голос короля сочился сарказмом и раздражением, а еще в нем чувствовалось облегчение. Кузен волновался обо мне? Или о том, как будет отвечать перед Двэйном, если со мной что-то случится?
— Ну что вы, ваше величество, — ласково улыбнулась я. — Разве я могу так поступить со всеми бледными и болезненно-худыми девицами, что всю зиму изводили себя диетами, дабы блистать на вашем ежегодном балу?
Вот знаю, что надо было смолчать, но слова уже вылетели и Августиан их не забудет. Хотя не все ли равно? В свете всего произошедшего за этот долгий день немилость короля — это меньшее из зол. Тут живой бы остаться, да с Двэйном объясниться.
— Я рад, леди Рибианна, что вы в такой непростой ситуации сохраняете бодрость духа. Только я хотел бы видеть больше патриотизма, дорогая кузина.
Монарх был очень зол и даже не старался это скрыть. Господа из свиты ежились и стремились сделаться невидимыми, дабы не попасть под горячую руку Августиана Третьего. А вот лорда Эдинторна просто распирало от злорадства, похоже, он уже списал меня со счетов. Надеется, что из гарема Князя мне не вырваться? Или он и другие заговорщики задумали что-то более коварное? Например, убийство наложницы и возложение вины за это преступление на меня? Как не хотелось бы мне во все это ввязываться, но выбора особо нет.
* * *
Церемония, посвященная рождению и наречению имени моему названному сыну, проходила строго, торжественно и при большом количестве охраны. Будто Джанжуур боялся, что в этот момент ворвутся злодеи и как-то помешают, а то и вовсе убьют малыша. Во время церемонии мне пару раз пришлось держать ребенка на руках, и все это время правитель прожигал меня тяжелым взглядом, находясь рядом. Я сохраняла спокойствие и даже умудрялась не вздрагивать, когда правитель достаточно резко забирал у меня свое маленькое сокровище. Зато я убедилась, что с малышом все в порядке. Судя по тому, что он все время спал, довольно посапывая, кормилицу ему найти успели. Я искренне желала Азамату вырасти и стать счастливым, несмотря на то, как трагично начался его жизненный путь.
Из всей церемонии достойны упоминания всего два момента. Первый, когда какой-то шаман пустил мне и Джанжууру кровь, использовав ритуальный кривой клинок. Надрез на левой ладони, как бы дублирующий линию жизни, был неглубоким, но очень неприятным. Крови в мисочку шаман сцедил от нас с князем немного, там уже плескались молоко самой сильной кобылы и семенная жидкость самого резвого жеребца из табуна Джанжуура. Я, когда услышала это, с трудом сдержала приступ тошноты. Шаман шептал над этой смесью заговор, призывая духов предков обратить свое внимание на маленького Азамата и сделать его таким же выносливым, как жеребец, умным и удачливым, как Джанжуур, и наградить его неиссякаемым здоровьем, как у кобылицы. Я же тихо молилась про себя, чтобы меня не заставили выпить эту гадость. Слава всевышнему, шаман просто начал омывать малыша получившейся смесью. Кстати, обо мне дед тоже упомянул своем заговоре, предрекая Азамату величие и покорение северных земель. Наверное, Августиану стоило бы занервничать, но тот и бровью не повел. Думаю, это не потому, что он не поверил в пророчество шамана, а из-за того, что строго на севере от Камсура находилась совершенно другая страна. В ней жили те самые беловолосые варвары, которые изводили набегами все северное побережье.