Ближе к полудню этого ужасного дня сержант вдруг встрепенулся и перестал распевать. Он показывает на равнину, где от группы всадников отделился один. У него высокий шест с флажком, который развевался на ветру. Майор остановил весь наш отряд и велел сгрудиться. Он построил нас в десять рядов по двадцать всадников в каждом, с мушкетами наизготовку, нацеленными на приближающегося индейца. Индеец на это вроде и внимания не обратил, а продолжал ехать к нам, и теперь мы видели его яснее. Потом он остановился на полпути. Просто сидел на лошади, а она слегка пританцовывала на месте, лошади так делают. Грызла удила, отступала на шаг, всадник ее снова придерживал. Он стоял ровно за пределами мушкетного выстрела. Сержант хотел попробовать, но майор его остановил. Потом майор как пришпорит лошадь и выехал из строя, поехал вперед по скудной траве. Сержант кусал губу, ему это не нравилось, но он не мог выразить возражение. Только прошипел: «Майор думает, что индейцы – джентльмены, как он сам».
И вот мы стояли там, и, конечно, мухи нас отыскали мгновенно – это нам в прерии нечем поживиться, а им очень даже. Они тут же пошли по ушам, лицам, тыльным сторонам ладоней. Проклятые мелкие черные черти. Но мы их почти не чувствуем, все подались вперед, словно желая подслушать переговоры, которые вот-вот начнутся, но на это надежды нет. Там, в прерии, майор как раз доехал до всадника, вот остановился, вот задвигались губы индейца, голова закивала, руки зашевелились, разговаривая знаками. Воздух так напряжен, что даже мухи, кажется, кусаться перестали. Лишь бесконечные травы сгибаются и распрямляются, показывая темное подбрюшье – спрячут, покажут. И от этого тихий шорох. Но главное – небо. Огромное бескрайнее небо – должно быть, до самого рая. Майор с индейцем проговорили минут двадцать, потом майор вдруг разворачивается и едет шагом обратно. Индеец смотрит на него, сержант уже начинает наводить мушку на индейца, как тот вдруг натягивает поводья и спокойно поворачивает к своим. Майор возвращается к нам – вроде бы бодро, конь у него хороший, дорогой скакун, хоть и отощал теперь.
– Какие новости? – спрашивает сержант.
– Он хотел знать, что мы тут делаем, – отвечает майор. – Похоже, мы отклонились на север, не заметив. Эти индейцы – не участники договора.
– Проклятые чертовы сукины сыны, вот они кто такие, – говорит сержант и сплевывает.
– Ну что же, он сказал, что у них есть мясо и они поделятся с нами, – говорит майор.
На это у сержанта, похоже, не нашлось ответа. Люди были изумлены, рады. Неужели правда? И верно, вскоре индейцы у нас на глазах оставили мясо. К тому времени, как мы подъехали забрать его, они совсем пропали из виду. Просто исчезли, как они умеют. Костровые и повара занялись делом, и скоро у нас была жареная бизонятина. Мы таскали ее из огня еще полусырой, но не важно.