Это камень в мой огород. Швидко вставил новую бумагу и крикнул на весь офис:
— Парни, не печатать, а то убью!
— Не бу-у-удем, — отозвался офис.
Принтер заработал, я села за компьютер и написала Швидко:
Прости, что так получилось.
Да ладно, бывает, а что за мужик? — поинтересовался он.
Это покойный муж моей подруги, она попросила его фотографию распечатать, — соврала я.
Не могла же я ему сказать, что я, взрослая девочка, занимаюсь всякой херней типа визуализации объекта и воздействия на него на расстоянии.
Знакомое лицо у мужика, я его где-то видел, он не киевлянин? — написал Швидко.
Нет, — ответила я, — он харьковский бизнесмен. Убили его два месяца назад.
Ненавижу в себе эту черту характера: как начну врать, так не могу остановиться. А что делать?
— Какого хрена!!! — заорал арт-директор через пять минут, да так, что я чуть не оглохла.
— Что такое? — испуганно спросила Мимозина.
— Это я хочу спросить, что это такое! — заорал он еще громче, подбежал ко мне и стал трясти кипой листов с изображением Багатского.
— Я не знаю, — ответила я и побледнела.
— Зато я знаю, я знаю, у нас работают менеджеры, которым надо курей считать в курятнике, а не штаны здесь просиживать за счет студии. Матчасть учите, дуры несчастные! Открывай настройки принтера.
Открыла настройки.
— Что там написано в поле «Количество экземпляров»? Что там за циферка стоит, а?
— Сорок штук, — сказала я и схватилась за голову.
— А почему их сорок?
— Не знаю, наверно, случайно так получилось.
— Случайно, а мне всю бумагу перевела, что теперь делать? — заревел арт-директор и выбежал в коридор.
Вслед за ним бросился коммерческий директор и, окинув меня таким уничижающим взглядом, что я чуть сквозь землю не провалилась, прошипел:
— Из зарплаты вычту.
— Да вычитай! — ответила я и разревелась.
Никогда в жизни не плакала на работе, а тут разревелась. Мимозина и Швидко принялись меня утешать.
— Я сейчас с ним поговорю, — сказал Швидко и направился в коридор, где курили арт-директор и Пробин, но я схватила его за рукав:
— Не надо. Я сама с ним поговорю.
Сердце мое переполнилось такой ненавистью, что к моменту возвращения арт-директора я готова была не только поговорить с ним, но и перегрызть ему глотку. Никто на меня никогда не орал и не обзывал дурой, и ему не позволю. Вытерла слезы, пошла покурила, сжала руки в кулаки и вошла в дизайнерскую, исполненная решимости высказать Мишкину все, что я про него думаю: что он самодур и идиот, что нисколько он не гениален, а просто строит из себя бог знает кого. Пусть орет дома на своих кошек: посадит в ряд и чихвостит каждую по полчаса, а на меня нечего повышать голос, иначе в один прекрасный день я невзначай зарежу его кухонным ножом, как мой двоюродный дядька свою жену. Набрала в легкие побольше воздуха и только открыла рот, как вдруг арт-директор повернулся ко мне и тихо произнес: