Коменский, поклонившись, произносит слова благодарности, но королева перебивает его:
— Нет, нет, Ян Амос! Это я должна благодарить тебя!.. Иоанн, — поворачивается она к советнику, стоящему за ее спиной, — усади же, наконец, почтенного философа. Я хочу о многом расспросить его.
Маттие приглашает жестом Яна Амоса сесть на золоченую банкетку, стоящую у стены, тут же для королевы появляется кресло, и она, удобно устроившись, задает свой первый вопрос о планах будущих работ Коменского.
Ян Амос рассказывает о Пансофии, ее целях. Христина умеет внимательно слушать. Коменский чувствует, что она заинтересована, в ее высказываниях проявляется природный ум и начитанность, редкостная для столь юной девушки. Коменский испытывает к ней симпатию и доверие, это чувство усиливается и тем, что она дочь отважного короля Густава Адольфа, погибшего в сражении с войсками Фердинанда. Ян Амос делится с ней своими опасениями: как-то примут его, чешского протестанта, шведские священники и ученые?
— В Швеции никто не станет мешать твоей деятельности, — отвечает королева. — Учебник твой хорошо известен, и наши учителя и священники будут приветствовать твои усилия.
— Твоя деятельность, Ян Амос, — добавляет советник, — очень важна для нас... Однако, — Маттие делает небольшую паузу, — ее успех будет зависеть от канцлера Оксеншёрны. Мой добрый совет: постарайся расположить его к себе.
Опять Оксеншёрна! «Орел Севера», «душа Швеции», «человек, значащий для страны больше, чем ее короли». Со всех сторон Ян Амос слышит, как превозносят этого деятеля, стоящего у руля правления государства, одни с почтением, даже со страхом, другие с восхищением. Кто же он на самом деле: диктатор, просвещенный правитель, великий честолюбец?
Звонкий голос королевы Христины прерывает его мысль:
— Советую тебе, Ян Амос, прислушаться к Маттие, я неоднократно убеждалась в его предусмотрительности. — Королева улыбается. — Что же касается нас, то мы... — Она выпрямляется в кресле, принимая царственную осанку, хотя глаза ее по-прежнему озорно блестят. — То мы готовы всегда оказать тебе нашу королевскую милость. — Словно подтверждая свои слова, королева протягивает Коменскому руку для поцелуя.
Канцлер Оксеншёрна принимает Коменского не в своей официальной резиденции, а у себя дома, в библиотеке. Он без церемоний усаживает Коменского в глубокое кресло, сам же предпочитает прохаживаться по просторной, устланной ковром комнате.
Канцлеру за шестьдесят, но он подвижен, походка его легка, уверенна. На лице с глубокими морщинами вдоль щек, окаймленном седеющей бородой, кажутся неожиданными светлые, полные жизни глаза. Взгляд их необыкновенно изменчив: проницательный, пытающийся схватить невысказанные мысли собеседника, ироничный, вспыхивающий раздражением, победный, как бы ставящий точку в споре.