Таким образом, реализация народного этико-эстетического идеала в волшебных сказках возможна только с помощью волшебства, с помощью сверхъестественного, тогда как в героических сказаниях это осуществляется посредством образов деятельных алыпов-богатырей (хотя помощь волшебства там тоже есть).
В социально-бытовых сказках пред нами предстаёт уже другая картина: уже почти нет связи героев ни с каким из миров, остаётся только личностная этико-эстетическая доминанта, которая покоится единственно на внутренних качествах героев, на их уме, смекалке, активном чувстве социальной справедливости и др., которые противостоят корыстолюбию, коварству, несправедливости, глупости и т. п. Например, ум, рассудительность, мудрость Пчёлки противопоставляется жадности и глупости его богатого дяди Овода («Пчёлка»), ум, сметливость, справедливая месть Аргачи противопоставляется коварству, жадности и глупости богатого Куюрчи, Каратты-каана и его сына («Аргачи и Куюрчи»), хитрость и сметливость Аргынака противопоставляется жадности и глупости его свояков и проезжавшего мимо одноглазого купца («Хитрый Аргынак»). Внутренний мир героев этого вида сказки, правда, только очерчен, не разработан, а значит, — несложен, непротиворечив (как это видим в литературе), внутренний мир даётся через поступки героев. В целом же этот вид сказки более реалистичен по сравнению со сказаниями и волшебными сказками.
В сказках о животных антропоморфизм, т. е. наделение животного способностями и чертами человека, позволяет тоже актуализировать этикоэстетическую доминанту положительных качеств. Однако отождествление образов животного с человеком не может быть полным, так как эти сказки несут в себе и атавистические черты наблюдения над животными человека первобытного общества, когда смысл этих сказок состоял прежде всего в передаче молодым знаний о животном мире. Антропоморфизм, причём нравственно и социально заострённый — явление более позднее.
В волшебных и социально-бытовых сказках актуализируется социальная проблематика. Волшебные сказки в этом смысле резко отличаются от героических сказаний: в последних изображается почти всегда скотоводческостепной уклад жизни, события, в которых главными участниками выступают кааны, владельцы обширных земель, бесчисленного скота и разноязыкого народа; в волшебных сказках описывается таёжно-охотничий уклад жизни (т. е. жизнь части того народа, которым владеют кааны), а сами кааны (шире — все богатые люди, купцы) выступают в роли противников и антагонистов героев сказок (это Кара-каан в «Волшебной книге», хан тайги в «Охотнике Абышке», купец в «Охотнике Панюгеше»). Иначе говоря, волшебные сказки создавались в ином социальном кругу нежели героические сказания, их объединяет только общность этико-эстетической доминанты образов главных героев (общечеловеческие ценности с небольшим (в сказаниях) и значительным (в волшебных сказках) акцентом на сочувствии к неимущим, униженным и обделённым).